– Что ты несешь, девушка? Прихрамываю, потому что… артроз, наверное.
Черноморская война? А где я, в самом деле, был пятнадцать лет назад? Только газетки почитывал?
– В Ка-реальности тебе поменяли воспоминания, а ведь контр-адмирала Знаменского ты знал со времен службы.
– Тося, если тут всё виртуальное, и наши возможности постижения заданы программами, откуда это тебе известно?
Ее глаза, ранее какие-то неприметные, сейчас светились убежденностью и, кажется, даже стали больше.
– Я не подключена полностью, мое сознание может выходить в реальность. Я видела тебя там, и поверь, ты представляешь жалкое зрелище, что-то вроде зомби с висящими соплями. Твое физическое тело живёт на автомате: ест дерьмо, гадит под забором.
Я понимал, что надо, прошептав «чур меня», убегать, но не удержался и спросил:
– И как… выйти из полного подключения?
– С её помощью, – Тося понизила голос.
– Чьей? – и я инстинктивно понизил голос.
– Статуэтки Исиды. Это нелегальный коннектор, открывающий доступ наружу.
– Если мы в Ка-реальности, здесь не может появиться ничего, кроме того, что прописано сценаристом в сеттинге, а программистом в коде. Так что не пудри мне мозги. Лучше признайся, на кого ты работаешь? На немецкую БНД? Не завербуешь, фиг вам.
Тося показала на пальцах несколько цифр, словно спрашивая, достаточно ли этого вербовки, а потом снова «включила звук».
– Ты вроде Ка-дизайнер, а застрял в далеком прошлом, во времена тетрис. Сегодня виртуалка – это экспансивная система, играющая скрытыми и обучаемыми переменными. Она постоянно расширяется, чтобы не было сенсорного насыщения и ощущения ограниченности мира. Адресов этого коннектора в регистрах системы нет. Также как нет этой статуэтки в инвентарных списках музея. Ее появление может быть результатом сбоя системы с последующей несанкционированной генерацией кода.
– Откуда такая срочность, почему надо сваливать именно сейчас?
– Админы «Аменти» могут в любой момент найти коннектор Исиды. Сотрут за милую душу и тогда ты заперт здесь навсегда.
Нижняя челюсть болит, будто по ней всерьез двинули. Последний раз меня так угостили в прошлом году в кабаке, но я тогда, по крайней мере, ответку дал, пусть и потерял зуб. Почему, в самом деле, у меня ни разу не было насморка в последние десять лет и не болел живот, даже если лопал откровенную тухлятину? Почему я никогда не вспоминаю детство, кроме няшных новогодних праздников? И где я встречал тридцатилетие?
– Ладно, Тося, покажи мне свой проход, пусть это звучит несколько двусмысленно.
