Маршрут Эдуарда Райнера | страница 32
Еще один порыв потряс палатку до основания, принес привкус гранита и снега; клочья тьмы — невидимые всадники-тени — неслись из пустыни времен над безымянными озерами и гольцами. Он покорился их вечному движению, закрыв глаза, беззвучно повторял:
…Точно как снежные хлопья с воздушных пространств ниспадают… так в это время без счета… сыпались легкие стрелы...
…Совсем его бурное море смирило.
Все его тело распухло;
Морская вода через ноздри
И через рот вытекала…
„.Гуннхильд была очень красива и умна и умела колдовать.
…Руны на роге режу,
Кровь моя их окрасит.
Рунами каждое слово
Врезано будет крепко.
…И когда понеслись колдовские звуки, то люди, которые находились в доме, не могли понять, что это означает. Но пение их дивно было слушать.
…Соткана ткань
Большая, как туча,
Чтоб возвестить
Воинам гибель…
…Он не находил себе покоя. Он вскочил и выглянул. Он пошел к тому месту, где происходило колдовство, и тут же упал мертвым.
…Там их убили камнями, и над ними насыпали груду камней, остатки которой еще можно видеть…
Ветер повторял эту бессмыслицу, в которой еще жил какой-то давно забытый смысл, похороненный напластованиями культурных слоев — слоев глины, золы, черепов, костей и наконечников копий. Все исчезло, кроме ветра, и он не смел пошевелить даже пальцем, скованный в своем коконе холодом и страхом. Этот страх вернулся из вчерашней ночи, когда некто неживой, но существующий смотрел ему в спину из леса. Он лежал и еще чего-то ждал, и вот всплыло со дна:
...Я приведу в сокрушение блудное сердце их, отпавшее от Меня, и глаза их, блудившие вслед идолов.
Внезапно наступила тишина, такая полная, что он задержал дыхание, пока не понял, что это исчез ветер. Тишина продолжалась, а он все ждал еще чего-то и дождался:
…Я — дочь женщины и мужчины из племени Адама и Евы.
«Только б не вспугнуть: может, будет дальше?»
…Отдайте мне единственного любимого Петра, а имуществу наше все будет вашим.
И еще раз:
Дадите ми единого любимого Петра, а имение наше все в руку вашею будет.
Он удивился, что Райнера нет рядом, а за марлевым пологом — мрачный, как в ноябре, дневной свет, Значит, он проспал утро. Он откинул тент: дуло несильно, но по-зимнему студено с мутного неспокойного озера; на камнях и корягах белел тончайший налет инея. Содрогаясь, он выбрался из теплого кокона, натянул брюки.
Райнер сидел у костра и скручивал проволокой свою ловушку. Он следил, как студент, лохматый и отекший, вылезает на четвереньках из палатки. Любит студент поспать, рыхлый какой-то, хоть и мясистый.