В конце концов в Майкове сам собою соткался образ этого лица, он состоял из всех впечатлений, которые Владимир Глебович ощутил, наблюдая статуи с разных сторон, и все они слились, и получилось в душе майковской как бы огромное лицо, сотканное из тысячи маленьких лиц, и выражение его было строгое, властное, какое-то такое, какое находилось в соответствии с выражением лица его провожатого. Общий образ этого властного лица как бы охватил всего Владимира Глебовича, проник в него и сковал, у Майкова появилось какое-то странное ощущение, будто что-то движущееся в нем, что-то, что постоянно меняется, что, как рисунок его картины, постоянно растет и колеблет свои очертания, что это самое что-то подпало под влияние этого пресловутого образа, который был невольным следствием посещения первого зала музея, и попав, остановилось, замерло, как бы онемело в своей остановке. От этого томительное, беспокойное чувство охватило Владимира Глебовича, такое чувство, какое бывает во сне, когда человек хочет встать, подвинуться, поднять руку, но ощущает, что он не может исполнить желаемое, что он есть, что он якобы живет, но что духовное онемение постигло его, и он превратился в полуживой замерзший кристалл.
И будто почувствовал он на себе магнетический взгляд этих умерших бронзовых глаз, их неморгающее зрение и почувствовал, что, несмотря на то, что нет этих глаз сейчас тут, есть что-то в нем и во всем кругом, что способно откликнуться на их властный призыв и подчиниться. Это что-то и было тем застылым, почти абстрактным образом, который нащупал в себе Владимир Глебович. И само открытие этого образа в себе поразило Майкова еще более, чем множество бронзовых истуканов в мраморном зале. И в очередной раз он ощутил все живое вокруг себя, словно единым существом, принявшим в себя этот застылый, по сути своей умирающий образ.
И образ этот ни на что реальное, естественное не был похож, он просто напоминал ему переплетение каких-то серебряных линий, которые застыли, сплетаясь в единый абстрактный узор. И этот узор вдруг стал для Майкова чем-то таким, что отзывалось на железный взгляд статуй, на образ лица, составленного из множества лиц. Что-то останавливалось в душе его и замирало, ожидая приказаний.
Майков в ужасе оглянулся вокруг. Ему хотелось согнуться. Ему казалось, что вот сейчас, в этот момент спутник его может сделать с ним, что ему будет угодно: может, например, вынуть пистолет и застрелить его тут, у подножия великолепных статуй.
