— А куда можно пойти? — спросила Екатерина Ивановна.
— Я, например, по утрам в лес хожу.
— А здесь далеко?
— Нет, рядом.
— Но я промокну, — Екатерина Ивановна посмотрела на свои легкие сапоги.
— Ничего, ничего, я вам найду валенки, вам будет очень тепло, ни капельки не замерзнете. Пойдете в валенках?
— Я-то пойду, но вот Иван Геннадиевич? Он не любит прогулок, у него сердце, знаете, он вообще далеко никогда почти не ходит, и леса он почему-то совсем не любит.
— А он тут побудет, на даче, картины мои посмотрит, если ему интересно. Фотографии, у меня много старинных фотографий, и моих, и родственников моих.
— Да?
— Есть любопытные, он не соскучится, ему интересно будет, увидите…
— Иван Геннадиевич, — позвала Екатерина Ивановна, — идите сюда. Вы не обидитесь, — спросила она, когда он вошел в комнату, — если мы с Владимиром Глебовичем прогуляемся? В лес пойдем. Владимир Глебович с утра в лес ходит, привык, вот и я с ним пойду.
— Отчего же, — сказал Болдин, — идите, а я тут побуду.
— Вы картины посмотрите, — сказал Майков, — там, наверху. И фотографии тоже, там в мастерской альбом есть, там любопытные старинные фотографии, вы, наверное, любите старинные фото?
— Люблю…
— Ну, так мы пойдем, — Майков резко повернулся и почти выбежал из гостиной. Через минуту он вернулся с белыми, сильно пропахшими нафталином валенками. — Насилу на втором этаже в нише нашел, — сказал он. — Надевайте.
Екатерина Ивановна надела валенки и потопала ножками.
— Как раз, — сказала она, — совсем хороши.
— Ну, я же вам говорил, — Майков улыбнулся. Минут через пятнадцать наши двое спутников шли по прямой укатанной снежной дороге, по обе стороны которой росли прямые с розовато-золотистой корой корабельные сосны. Свет солнца бил на сосны сбоку и ложился на дорогу узкими сияющими полосами. Они шли то погружаясь в прохладную тень, а то проходя через полосы ослепительного февральского света.
Лес всегда увлекал Владимира Глебовича. Когда он приходил в хорошо знакомый ему старый сосновый бор (а он часто приходил сюда), ему казалось, что сам он незаметно превращается в огромное ветвистое дерево, и оно своими бесчисленными змеящимися корнями и ветвями пронизывает лесное пространство, соединяясь с корнями и ветвями, почками, нежными смолистыми сосудами других деревьев, и сливается с ними, ощущая через бесконечные живые древесные тела весь застылый, заснеженный мир.
Владимир Глебович видел во всем лесном мире простое величественное Существо, только снаружи разделенное на отдельные, не связанные между собой деревья и растения, а на самом деле — цельное и неделимое. И Существо леса не отторгало от себя Майкова, который пытался найти в форме листьев, стволов, расположении кустарников и деревьев тайное его предназначение, но оно ускользало от него, и он просто ощущал радость от соединения с Существом зимнего замерзшего леса. Темные, опушенные белыми ветвями провалы просек казались ему огромными затягивающими в себя глазами.
