Комната была совершенно пуста, не считая кушетки, о которой уже говорилось, большого экрана, напоминавшего телевизионный и занимавшего почти всю стену, и нескольких шлангов, трубок и проводов, выходивших прямо из стены, видимо, из соседних комнат. Эти шланги шли к человеку, лежавшему на кушетке, сначала они шли вдоль его тела, а потом, подойдя к шее, уходили в нее, по-видимому, в какую-то большую и сильно вздувшуюся, даже посиневшую артерию. Екатерина Ивановна перевела глаза на лицо человека и узнала его. Это был Петр Петрович Петров. Он лежал совершенно неподвижно и, казалось, спал, потому что лицо его в этот момент было безмятежным и уснувшим, но одна деталь поразила Екатерину Ивановну. Левая половина лица Петра Петровича казалась совершенно как бы и мертвой. Она застыла, как застывает морда уснувшего судака или карпа.
Екатерина Ивановна перевела глаза на экран, кстати, Иван Иванович, стоявший в центре комнаты с заложенными за спину руками, смотрел именно на экран.
На экране были какие-то лица. Лица были очень красивы, но было в них нечто животно-неприятное, нечто яркое и резкое…
— Ты видишь лица? — спросил Иванов.
— Ах, какие лица, — вновь восторгался Петр Петрович. — Если бы ты видел.
— А теперь? — Иванов подошел к Петрову и зажал пальцами одну из трубок.
Экран мгновенно подернулся рябью, изображение пошло полосами, как в телевизоре при сломанной антенне, и целые ряды разноцветных и разнообразных абстрактных фигур полетели из одного конца экрана в другой. Вдруг треугольники как бы завертелись, закружились, показалось светлое пятнышко вокруг них, пятнышко тоже завертелось, закружилось и из треугольников получилось живое существо, нечто вроде бактерии или инфузории, оно снова распалось и превратилось в человека, но не обыкновенного, а странного, а именно: у него вместо рук выросли какие-то шары, а голова образовалась на животе, человек был одет в нелепую одежду, нечто вроде кимоно, и смотрел хитро. Скоро и человек распался и родилось вообще невиданное и неописуемое чудовище. Екатерина Ивановна даже вздрогнула. Таким страшным ей показалось чудовище.
— А вот сейчас-ка, — сказал Иванов, — попробуем этакий маневр.
Он вынул из кармана грязную и совершенно не гармонировавшую с окрест стоящей чистотой тряпочку голубого цвета и неожиданно перевязал ею одну из трубок, идущих к шее Петра Петровича.
Петр Петрович сразу же завизжал, как визжат поросята. Тогда Иванов ослабил узел и пробормотал:
