– Не дымит? – спросила она.
– Не знаю, – удивилась Мила, – пойдём и спросим.
В «Усладе» были и некоторые тайны.
– Посмотри, – сказала Мила, когда они были в библиотеке, и показала пальцем на верх стенных шкафов, – видишь, там панель из более тёмного дуба? Если раздвинуть створки, там видны пачки бумаг и писем. Это наши документы и наши секреты.
– Какие секреты? – загорелась любопытством Варвара.
– Главный – мамино письмо папе, что она согласна навсегда выйти за него замуж.
– О! – воскликнула Варвара. – Давай достанем и прочитаем!
Мила была возмущена:
– Бесчестно – читать чужие письма!
Варвара, так много уже прочитавшая чужих писем, слышала это впервые. Съёжившись, она решила промолчать о своём опыте, слова же Милы принять для руководства.
Когда всё было осмотрено; Варвара спросила:
– Скажи, откуда вы берёте столько денег?
– Как «откуда»? – изумилась Мила. – Нам даёт папа.
– А если его нет дома? Если он уехал?
– Если папа уехал?.. Я не знаю. Ах, вот что: мы ещё берём деньги в банке.
За обедом Мила сказала:
– Папа, Варе больше всего понравился твой ковёр.
– Это делает честь вкусу мадемуазель Варвары.
Набравшись храбрости от такого комплимента, Варвара спросила: – Сколько стоит?
– Дороже всех остальных ковров в нашем доме, взятых вместе, – отвечал генерал.
Но m-llе, чьим призванием и чьей страстью было учить хорошим манерам и чьи таланты к этому давно не имели приложения в «Усладе», уже одёргивала Варвару.
И сразу же после обеда, отведя гостью в сторону, она объяснила ей, что о деньгах (а они-то и были главной причиной всех бедствий Бубликов) не принято говорить в приличном обществе и что совершенно недопустимо спрашивать, что сколько стоит.
Домой Варвару отправили в экипаже. Впервые в жизни Варвара ехала, а не шла. Она сидела, обняв словарь. По обе стороны на сиденье лежали её новые книги. Движение экипажа укачивало её, она теряла сознание реальности прежнего мира, мира лачуги и Нахаловки, и сладко-таяла в блаженном полусне. Впервые в жизни она испытала радость покоя, без опасений, без страха.
Вид собственного дома поразил её. «Я здесь живу?» Она вдруг встрепенулась, только теперь заметив, как он грязен, жалок и мал. Как униженно наклонился он в своей ветхости! Распахнув дверь, она впервые заметила запах едкой сырости, въевшийся в стены, в вещи, в самих обитателей, в её мать. «Возможно, и сама я так пахну!» Ей вспомнилась классная дама: «Здесь пахнет сыростью!» Случалось, осторожно потянув носом, её подруги по классу отходили в сторону, сдерживая дыхание.
