Всё, чему случалось появляться в доме Головиных, оставалось там навсегда: слуги, гувернантки, растения, животные, вещи – всё вдруг принимало особый головинский отпечаток, то есть делалось довольным, весёлым и приятным для глаз. Однажды ставши «головинским», им уже оставались навеки. Из «Услады» не увольнялись и не уходили слуги, и ничего оттуда не продавали. Животные умирали от старости, окружённые тёплой заботой. У Головиных не топили ни котят, ни щенят. Всем было место, приволье, пища. Все радовались жизни, и, казалось, смерть подолгу забывала о их существовании. Долголетие было неотъемлемым качеством жизни. Собаки, чьё время жизни определялось, например, в восемь лет, у Головиных жили не менее двенадцати. Попугаи переходили по наследству через поколение. Караси в пруду были прапрапрадедушкины. Слуги, отработав положенное и посильное, часто отправлялись «по святым местам». Снабжённые деньгами и одеждой, они искренне молились за господ, уходя иногда далеко – в Иерусалим. Иные возвращались, исполненные рассказов, «умирать» к Головиным, в «Усладу». За парком была ещё головинская земля, и там – два длинных кирпичных здания, «корпуса» для «доживавших век» слуг. У каждого была кровать и непременно икона с лампадкой – господское даренье. Даже и по смерти не все покидали «Усладу», по возможности кое-что хоронилось в парке. Там, например, можно было видеть мраморную плиту над могилой: «Попугай Ной (1843–1894). Спи, милый попка, мы тебя любили».
Или же: «Бабушкина болонка Бантик. Была хорошенькая. Жила недолго».
Старые, отслужившие вещи уносились на чердаки, в сараи, погреба и подвалы.
В «Усладе» не ссорились, этого не было в обычае. Отношения между людьми были давно установлены вековой традицией и держались прочно: муж, жена, родители, дети, господа, слуги – каждому воздавалось должное, приличествующее его состоянию внимание и уважение, и не было места для столкновения интересов.
Генерал Головин был немногословен, сдержан в обращении с людьми, казался медлительным. Таким он был на людях. Он отличался особой, безупречной вежливостью ко всем, без исключения. Наедине же с семьёй он был весел, шутлив, остроумен, добр и терпелив. Жена его отличалась благородной простотой во всём: в словах, поступках, в обращении с людьми, в манере одеваться, в светской жизни. Она не допускала в семье ни поз, ни претензий. Всегда здоровая и весёлая, она озаряла дом своим присутствием. Мальчики Головины были благородны и рыцарски настроены. Старший, Димитрий, высокий красивый блондин, походил на отца. Второй – Борис – был среднего роста, смугловат, с несколько косящим взглядом. Эта смуглость и эти глаза составляли предмет его гордости: так точно выглядел один из его знаменитых предков на портрете в большом зале. Портрет, написанный знаменитым некогда Кипренским, изображал генерала, героя Отечественной войны. В блестящей парадной форме, опираясь на саблю, торжественно, во весь рост, он своим присутствием, казалось, санкционировал семейную традицию – мужчины Головины служили исключительно на военной службе.
