Замечательно, что в инвокациях и сентенциях юродивых, как и в пословицах, весьма часты созвучия («ты не князь, а грязь», — говорил Михаил Клопский). Рифма должна была подчеркнуть особность высказываний юродивых, отличие их от косной речи толпы, мистический характер пророчеств и укоризн.
Молчание юродивого — это своеобразная «автокоммуникация»,[121] речь-молитва, обращенная к себе и к богу. Она имеет прямое отношение к пассивной стороне юродства, т. е. к самопознанию и самосовершенствованию. Поэтому так настойчиво выдвигают постулат молчания агиографы. Поэтому и в языке юродивого молчание как автокоммуникация сохраняет роль исходного пункта и своего рода фундаментального принципа.
Модификацию этого принципа можно видеть в сцене, с которой начинается житие Михаила Клопского.
В Клопский монастырь в Иванову ночь пришел некий старец. Игумен Феодосий «молвит ему: „Кто еси ты, человек ли еси или бес? Что тебе имя?“ И он отвеща те же речи: „Человек ли еси или бес? Что ти имя?“ И Феодосей молвит ему в другие и вь третее те же речи… и Михайла противу того те же речи в другие и в третие… И игумен воспроси его Феодосей: „Как еси пришел к нам и откуду еси? Что еси за человек? Что имя твое?“ И старец ему отвеща те же речи: „Как еси к нам пришел? Откуду еси? Что твое имя?“ И не могли ся у него имени допытати».[122] Михаил откликался на вопросы игумена, как эхо (отметим, что ответы юродивого опускают начало вопроса). Игумен понял, что старец — не безумец, а молчальник, почему и успокоил братию: «Не бойтеся, старци, бог нам послал сего старца».
Развитием принципа молчания можно считать глоссолалию, косноязычное бормотание, понятное только юродивому, те «словеса мутна», которые произносил Андрей Цареградский. Они — сродни детскому языку, а детское «немотствование» в средние века считалось средством общения с богом. Это легко показать на примерах из старообрядческой культуры (забегая вперед, скажу, что в XVII в. все юродивые примкнули к старообрядческой партии).
5 июля 1682 г., когда Москвой владели бунтовавшие стрельцы, в Грановитой палате был знаменитый диспут о старой и новой вере. Во главе раскольников стоял Никита Добрынин-Пустосвят, а православными архиереями предводительствовал патриарх Иоаким. В Грановитой палате были Наталья Кирилловна Нарышкина и другие члены царского семейства и, разумеется, царевна Софья Алексеевна, которая не один раз отважилась вмешаться в ход этого «прения». Очевидец так описывает поведение расколоучителей: сложив двуперстный крест, «поднесше скверныя свои руки горе, воскрычаша на мног час… бесовски вещаша вси капитоны сице: „Тако, тако! А — а — а — а!“ — яко диаволом движими».
