Зампредоблисполкома приколол Ястребову медаль, передал красную коробочку, поздравил, пожелал счастья и, дружески обняв за плечи, снова усадил в президиум. Председатель сказал несколько слов, пионеры затрубили в горн, застучали в барабаны, в зале дружно хлопали в ладоши.
Сквозь затихающие аплодисменты послышался басовитый голос совхозовского кузнеца:
— Пусть расскажет… Как воевал? За что медаль дадена?
Кузнеца охотно поддержали:
— Правильно! Давай рассказывай.
Ястребов вскочил, руки по швам.
— Да ты сиди, чего там, — сказал председатель сельсовета.
— Нет уж… Разрешите стоя. Говорить-то я не мастер, а это вроде как рапорт.
— Давай, давай, начинай! — крикнули из зала.
— Воевал как все… — сказал Ястребов. — Так вот… За что медаль дали? Начальству виднее. Мое дело сторона. Дали — носить буду. — Он покосился на грудь. — А дело было… — Он потер ладошкой подбородок, потискал его коричневым кулаком. — Пошли мы в разведку… В конце апреля. Я старшиной разведвзвода был. В штабе — как положено — инструктаж: с фрицами не связываться, полная скрытность, смотреть, слушать, запоминать. Оружие применять в крайнем случае.
Отправились. Все сделали как положено. Тихо, спокойно, умненько. Разведка мне давалась легко. Я в лесу — как дома. Что зимой, что летом. С детства. Повернули мы домой, до линии фронта рукой подать. Смотрим, на дороге фашистская легковушка стоит. Шофер колесо меняет. Два фрица с автоматами стоят, по сторонам поглядывают. На обочине полковник сидит, сигарету покуривает, а между колен кожаный портфель держит. Портфель-то меня и смутил. Почему в машине не оставил? С собой взял, из рук не выпускает. А тут еще сбоку Вася Бобров, сержант из моего взвода, — глаза так и горят: «Стукнем, товарищ старшина?»
А стукать-то нельзя. Шум поднимется, скрытность нарушится. Васька Бобров как сатана в ухо: «Упустим фрицев. Колесо поставят и смоются».
Мне тут и подумалось: а что, если это и есть тот «крайний случай»? Стукнули. Только успели портфель схватить, подкатил грузовик с фрицами — и пошло!.. Уноси бог ноги. Вцепились они в нас, как собака в мосол. Не оторваться. Сутки они нас гоняли без передышки, не давали к своим перейти. Чуть в кольцо не взяли. Приперли к болоту. Куда деваться? Мы в болото, чуть ли не по пазуху. Время-то апрель, по утрам морозец, снега полно. Ну, понятно, фрицы за нами не полезли. Решили, что нам и так каюк. Шарахнули на прощанье из минометов и на берегу остались. И надо же такому быть!.. Последним осколком меня и зацепило. По спине шаркнуло. В горячке-то сразу не почувствовал, а потом согнуло в три погибели — ни вздохнуть, ни охнуть. Завалили меня ребята на плащ-палатку — и волоком. Ох, и тошно мне было!.. Зубами скриплю, и в глазах темно. Кричу ребятам — бросьте меня за ради бога. Суньте под куст, оставьте в покое, смывайтесь, пока не поздно, портфель спасайте. А ребята то один споткнется, то другой в мох по колено провалится. Вода холодная, с ледком. Мокрые с ног до головы, глаза злые, осатанелые. Я им кричу: «Приказываю!» А Васька Бобров на меня чуть ли не матом: «Заткнись! Откомандовался. Я на себя командование принял».
