Я мог бы проклясть всех, в том числе и мать молодого астматика, мне было не до этого. Я взял Раффлса за запястье, но даже когда почувствовал его слабый пульс, то смог лишь мрачно подумать, что он сам виноват во всем. Даже если бы я проломил ему голову, ошибка была бы его, а не моей. И это было характерной, привычной виной Раффлса, она так часто уязвляла меня: доверять – и все же не до конца, броситься через Англию ночью, чтобы шпионить за мной… и в результате сделать все самому!
– Он мертв? – прохрипел астматик.
– Нет, он не мертв, – ответил я, стараясь скрыть негодование.
– Вы, должно быть, сильно ударили его, – продолжал молодой Медликотт, – но все решил бы как раз первый удар. И вы сделали отличную работу, если это его, – добавил он, подбирая убийственно маленькую дубинку, которую бедный Раффлс дал мне для его же собственного уничтожения.
– Послушайте, – ответил я, откидываясь назад, – он не умер, мистер Медликотт, и я не знаю, как долго он будет оставаться без сознания. Он силен, и вы не подходите для того, чтобы помочь мне справиться с ним. Но этот ваш полицейский не должен быть слишком далеко. Как думаете, вы могли бы привести его?
– Полагаю, мне уже лучше, чем прежде, – ответил он с сомнением. – Волнение, похоже, придало мне сил. Если вы хотите оставить меня, я буду сторожить его со своим револьвером и не позволю ему убежать.
Я тряхнул головой с нетерпеливой улыбкой.
– Я не могу позволить вам сделать это, – сказал я. – Нет, в этом случае все, что мы можем сделать, это надеть на него наручники и подождать до утра. Нам понадобится помощь, он вряд ли спокойно пойдет в участок, по крайней мере, я сильно сомневаюсь, что он решит так поступить, пока еще есть шанс побороть нас.
Молодой Медликотт посмотрел вверх, оставаясь на своем месте у порога. Я отстранился от его слишком пристального взгляда, но знал, что у него на уме.
– Я пойду, – сказал он поспешно. – Я пойду как есть, надеюсь, что мама не проснется, она будет слишком обеспокоена. Я в долгу перед вами, не только за то, что вы сделали для меня, но и за то, что я был достаточно глуп, чтобы подумать о вас плохое. Это лишь благодаря вам я чувствую себя так хорошо. Поэтому я последую вашему совету и пойду один, пока мои бедные старые трубы не заиграли еще одну мелодию.
Я едва мог поднять глаза, пока мой астматичный друг не повернулся ко мне спиной, оставляя бдительного офицера и бессознательного преступника позади. Но я подошел к двери, чтобы услышать его шаги вниз по тропе и к углу дома. И когда я бросился назад в комнату, то увидел Раффлса, скрестившего ноги на полу и медленно встряхивающего головой, рана на которой уже почти не кровоточила.
