Ниппер Насмит был старостой школы, когда Раффлс был капитаном команды по крикету. Я считаю, что он обязан своим прозвищем тому, что был учеником, не живущим при школе, а в мое время это заслуживало некоего упрека, как и тот факт, что его отец был одним из попечителей школы и партнером в известной банковской фирме, исполняющим обязанности управляющего местного отделения. Учитывая все это, я не сомневался, что мальчишка не заслужил подобную стигму. Но мы так не думали в то время, Насмит был непопулярен как среди младших, так и среди старших ребят, и казалось, что он делает все, чтобы так и продолжалось. Раздутая до невозможности принципиальность заставила его видеть и слышать даже больше, чем было оправдано его позицией, а бескомпромиссный характер вынуждал его докладывать, что он слышал или видел. Он был неистовым хранителем общественной морали, а кроме того, выдвигал безнадежные идеи, предпочитал быть в меньшинстве, и всегда был энтузиастом неприемлемых принципов. Таким, во всяком случае, было мое впечатление от Ниппера Насмита после первого года обучения. Я никогда не говорил с ним, но слышал, как он дискутировал с необычайной уверенностью и пылом во время школьных дебатов. У меня в памяти осталась четкая картина: мальчик с неопрятными волосами, в помятом пальто, с внушительного размера очками на носу и волевым подбородком. И именно я первым признал эту комбинацию с первого взгляда после стольких лет, когда роковая прихоть заставила Раффлса вновь сыграть в матче «Старых мальчишек», и он уговорил меня принять участие в праздновании Дня основателя.
Это был, однако, не обычный праздник. Через год школа собиралась отметить свое двухсотлетие, и все обсуждали сборы средств для того, чтобы отпраздновать столь значимый юбилей установкой статуи нашего благочестивого основателя. Было проведено специальное совещание, и Раффлса пригласил новый директор, человек, который всего добился сам и который участвовал вместе с Раффлсом в матче в Кембридже. Раффлс не появлялся рядом с этим местом много лет, а я и вовсе с того самого дня, как ушел, и я не буду даже пытаться описать чувства, которые пробудились при виде знакомой дороги в моей недостойной груди. Вокзал Паддингтон был полон старых мальчишек всех возрастов – но очень немногими знакомыми нам, – и оживленная атмосфера походила на ту, которую мы создавали всякий раз, когда возвращались с каникул. У нас стало больше усов, сигарет и «взрослых» галстуков. Это все. Тем не менее, хотя из толпы два или три человека смотрели на Раффлса, ни он, ни я не узнали ни одной души, пока мы не оказались почти в самом конце нашего пути, когда, как я уже упомянул, я узнал Ниппера Насмита с первого взгляда.
