Это был Раффлс в его худшее время, я никогда ни после этого, ни прежде не видел его настолько безумным от боли, гнева и отчаянья… Он стал похож на любого другого преступника. Но, даже тогда он не нанес пленнику жестокого удара, с его губ не слетела бесчестная насмешка, и он не попытался нанести противнику и десятой доли той боли, которую сам терпел в тот момент. Это правда, что он был чудовищно неправ в данной ситуации, а его жертва законопослушна и права во всем. Тем не менее, размышляя над первоначальной ситуацией и учитывая это непредвиденное развитие, я не представлял менее болезненного исхода. Раффлс даже проявил человечность, спасая нас обоих. И если бы его варварство закончилось на этом, я бы не считал его действия обострением незначительного правонарушения. Но при свете в ванной комнате, в которой было окно, но не было занавески, я увидел, насколько серьезно он ранен и как ему больно.
– Из-за этого я буду как минимум месяц хромать, – сказал он, – и если полковник останется жив, то рана, которую он нанес, может быть идентифицирована с раной, которую я получил.
Действительно, он говорил под влиянием чудовищной боли. Но чтобы усомниться в том, что полковник останется жив!
– Конечно, он выживет, – сказал я. – Иначе никак нельзя.
– Он упоминал, что ожидает слуг или жену? Если да, то мы должны действовать быстро.
– Нет, Раффлс, боюсь, он никого не ждет. Он сказал мне, что если бы он не приехал сюда за корреспонденцией, мы могли бы жить еще неделю. Так некстати все.
Раффлс улыбнулся, завязывая на ноге лоскут обыкновенной простыни. Кровь остановилась.
– Я не согласен, Банни, – сказал он. – Это как раз очень даже кстати.
– Что именно? То, что полковник должен умереть?
– Почему бы и нет?
Раффлс уставился на меня, и его глаза были полны безжалостного и зловещего света, от которого у любого бы застыла кровь в жилах.
– Если это выбор между его жизнью и нашей свободой, ты имеешь право на свое решение, а я на свое, и я уже принял его, прежде чем связать его, – сказал Раффлс. – Будет жалко, если после всех моих стараний ты останешься здесь и освободишь его, прежде чем он испустит дух. Возможно, тебе стоит подумать над этим еще, а я пока отмою кровь с одежды и высушу ее у плиты. Это займет не менее часа, что даст мне время дочитать последний том Кинглэйка.
Однако задолго до того, как он был готов, я уже ждал его в зале. Я сменил одежду, но внутри меня бушевала буря эмоций. Один или два раза я заглядывал в столовую, где Раффлс сидел перед плитой, стараясь, чтобы он не услышал меня. Он тоже уже был готов уйти отсюда, его левая штанина полностью высохла, но он все еще был погружен в красный томик. В кабинет я больше не заходил, но Раффлс побывал там, чтобы поставить все книги назад на те места, откуда их взял, и тем самым поступил так, как и хотел, создав видимость, что в доме не было посторонних. Напоследок я услышал, как он снял мебельный чехол с полковника, затем он подождал минуту и вышел со мной из дома через парадную дверь, будто этот проклятый дом и в самом деле принадлежал ему.
