– Сударь, пришло время отдать за вас жизнь. Свой долг я исполню. Прошу, позаботьтесь о моей жене и детях!
Герцог кивнул, и мэтр Никколо, приободрившись, с непринужденным видом и решительной поступью пошел дальше. Верховный судья, установив личность обвиняемых, передал их палачу с помощниками, дабы те подвергли их пытке на площади, на потеху и в назидание толпе. Но один из обвиняемых, Томмасо Паче, едва его связали пыточной веревкой, объявил, к величайшему разочарованию зрителей, что готов во всем сознаться, и попросил, чтобы его немедленно отвели назад, к судьям. Едва граф Терлицци, следивший за каждым движением обвиняемых со смертельной тревогой, это услышал, то решил, что теперь для него и остальных заговорщиков все кончено. Воспользовавшись своею властью, в тот момент, когда два стражника повели Томмасо Паче и нотариуса со связанными за спиной руками назад, в большой зал суда, он завел несчастного в стоящий особняком дом и там, стиснув ему горло и заставив высунуть язык, он этот язык бритвой и отрезал.
Вопли бедолаги, подвергшегося такому жестокому надругательству, достигли ушей герцога Дураццо. Он проник в дом, где свершилось это варварское деяние, когда граф Терлицци был уже в шаге от нотариуса, который весь этот ужас видел, но ничем не выдал ни страха, ни волнения. Мэтр Никколо ди Мелаццо, полагая, что и ему уготована та же участь, с безмятежным видом повернулся к герцогу и сказал ему, грустно улыбаясь:
– Ваша светлость, нет нужды в таких предосторожностях. Не обязательно отрезать мне язык, как благородный граф только что проделал это с моим товарищем по несчастью. Палачи сдерут с меня последний лоскут плоти, но ни одного слова не услышат! Клянусь вам в этом, сударь, и залогом послужит жизнь моей жены и будущее детей.
– Не молчание твое мне нужно, – мрачно отвечал герцог. – Наоборот, своими откровениями ты можешь избавить меня от всех врагов разом, поэтому я приказываю тебе выдать их судьям!
Нотариус понурил было голову в скорбном смирении, но потом с испугом поднял глаза на герцога, шагнул ему навстречу и пробормотал глухим голосом:
– А как же королева?
– Никто тебе не поверит, посмей ты на нее донести. Но если Катанийка с сыном, граф и графиня Терлицци, если все приближенные к ней особы, которых ты выдашь суду, под пытками в один голос укажут на нее…
– Понимаю, ваша светлость. Вы хотите взять не только жизнь мою, но и душу. Что ж, прошу вас еще раз – позаботьтесь о моих детях!
