Знак четырех. Собака Баскервилей | страница 18



Расскажу вам, как умер Морстен. Он многие годы страдал болезнью сердца и всячески это скрывал. О ней знал только я один. В Индии, благодаря удивительному стечению обстоятельств, у нас в руках оказалось огромное богатство. Я перевез сокровища в Англию, и тем же вечером, когда Морстен вернулся на родину, он явился ко мне за своей долей. Со станции Морстен пришел пешком, в дом его впустил мой преданный слуга Лал Чаудар, ныне покойный. Мы с Морстеном заспорили, как делить клад, между нами завязалась перепалка. Морстен в порыве гнева вскочил с кресла, как вдруг схватился за грудь, изменился в лице и упал навзничь, ударившись головой о край ларца с сокровищами. Когда я над ним наклонился, то с ужасом увидел, что он мертв.

Я долго просидел в полном оцепенении, не зная, что делать. Первым порывом было, конечно, позвать на помощь, но я сознавал, что меня неминуемо обвинят в убийстве. Смерть во время ссоры, рана на голове – все это неопровержимые улики против меня. К тому же официальное расследование невозможно было провести, не раскрыв кое-каких подробностей относительно сокровища, которые мне особенно хотелось хранить в тайне. Капитан упомянул, что никому не сообщал, куда отправляется. И мне было совершенно незачем ставить кого-то об этом в известность.

Я все еще предавался раздумьям, когда, подняв глаза, увидел в дверном проеме своего слугу Лала Чаудара. Он бесшумно скользнул в комнату и запер дверь на засов. „Не бойтесь, сахиб, никто не узнает, что вы убили его. Давайте его спрячем, и дело с концом“. – „Я его не убивал“, – запротестовал я. Лал Чаудар покачал головой и улыбнулся. „Я все слышал, сахиб, – сказал он, – я слышал, как вы ссоритесь, я слышал удар, но на моих устах печать молчания. В доме все спят. Давайте вместе унесем его“. Слова Лала Чаудара придали мне решимости. Если мой собственный слуга не верит в мою невиновность, смогу ли я убедить двенадцать безмозглых торговцев на скамье присяжных? В ту же ночь мы с Лалом Чаударом избавились от тела, и несколько дней лондонские газеты только и делали, что обсуждали таинственное исчезновение капитана Морстена. Вы видите, что все это вряд ли можно поставить мне в вину. Я виновен только в том, что мы спрятали не только тело, но и сокровища. Я присвоил долю Морстена, поэтому мне хочется, чтобы вы вернули дочери Морстена долю, которая ей причитается. Наклонитесь пониже и слушайте. Сокровища спрятаны…»

Но тут чудовищная гримаса преобразила лицо отца, глаза его дико выкатились, нижняя челюсть отвалилась, и он завопил голосом, который мне никогда не забыть: «Прогоните его! Ради бога, прогоните!» Мы проследили за взглядом отца и обернулись к окну. Из темноты на нас смотрело чье-то лицо, белел прижатый к стеклу кончик носа. Виднелась запущенная борода, горевшие злобой глаза источали лютую ненависть. Мы с братом кинулись к окну, но человек исчез. Когда мы вернулись к отцу, его голова поникла, сердце перестало биться.