– В страховку больше никто не вписан, – предупредили они. – Водить можешь только ты.
Зи, впрочем, их слова проигнорировала и одолжила машину Грир, которая стала ближайшей ее подругой по колледжу и теперь, в февральскую пятницу, в середине дня, ехала, как уже ездила дважды, навестить Кори в Принстоне.
Вскоре Грир целеустремленно шагала по надраенному до блеска кампусу. С собой у нее был рюкзак с учебниками, так что выглядела она как здешняя студентка – эта мысль вызывала у нее сложные чувства. Через миг появился Кори – он высовывался из окна и махал рукой, будто принц в неволе. Он с топотом сбежал по лестнице, распахнул вторую дверь – и Грир вжалась в сердцевину его непомерно длинного и тонкого, похожего на дерево, тела.
Когда они добрались до его комнаты, за дверью обнаружился беспорядок даже более экстравагантный, чем обычно. Одежки, книги, диски, пустые пивные бутылки, хоккейные клюшки, колонки – все это грудами, без всякой системы.
– Вас тут что, ограбили? – спросила Грир.
– В таком случае грабитель – лох, не унес ничего из дорогущих шмоток Стирса. – Кори указал на колонки «Клипш», на одной из которых громоздилось несколько пивных бутылок. Рядом лежала фирменная кроссовка, для Кори явно слишком маленькая. Они устроились рядом на его кровати, поверх не сложенного чистого белья, явно выстиранного утром – странным образом, от него еще слегка пахло общей сушилкой, хотя прошло уже сколько часов.
– Стирс вечно дает мне свои вещи надеть на вечеринки, – сообщил Кори. – Понятное дело, все мало. Я слишком длинный.
– Все еще стесняешься? – спросила Грир.
– Того, что я длинный?
– Нет. Того, что учишься в Принстоне.
– Я же не могу забыть, что у меня мама – уборщица, а папа – обойщик.
– Тут наверняка и другие такие есть, – заметила Грир.
– Угу. Есть девица из Гарлема, которая жила в социальном приюте. А один парень вырос в Китае в доме на лодке, а теперь занимается многомерными вычислениями. Все равно иногда неудобно бывает. А еще у меня есть тайная благодетельница, Клоув Уилберсон.
– Бывает, что ли, такое имечко?
– У нее такое. Она считает, что я вру, что никогда не носил фрака. Тут все очень замысловато. Все с тобой очень любезны, но по части манер недолго проколоться. В этом смысле у вас в Райланде проще.
Она посмотрела на него.
– Ты вот сейчас серьезно, да?
Тема оставалась болезненной: он – в Принстоне, а она – в Райланде. И она до сих пор не простила родителей, из-за которых все так вышло. Впрочем, в последнее время обстановка поменялась – и в самом колледже, и у нее внутри: ты всю жизнь носишь в себе маленькую провинцию и не можешь оттуда уехать, так что хочешь не хочешь, а приспособишься. Грир еще в детстве заметила, что если посмотреть строго вперед, можно увидеть крылья собственного носа. Заметила – и ее это стало тревожить. Все с ее носом было в порядке, но она поняла, что он всегда будет частью ее взгляда на мир. Грир осознала, как трудно сбежать от самой себя, сбежать от собственного самоощущения.
