В деревне он читал книжки, а здесь они почему-то валились из рук. Взялся было за «Робинзона Крузо», прочитал страниц сорок и ничего не понял. Печатные слова словно рассыпались, и не было сил, чтобы собрать их воедино и заставить заговорить красивым и понятным языком. Хотел в углу за печкой маленькую кузницу устроить — Зоя Яковлевна тайно все убрала куда-то. Спрашивать он не решился. Заняться же каким-нибудь другим домашним делом не мог. В квартире тетки он все время чувствовал себя чужим и неловким. И чувство это не только не уменьшалось, а, наоборот, крепло.
Зоя же Яковлевна не умела да и не делала попытки приблизить к себе Петьку и хоть капельку понять его, узнать, чем он живет, о чем думает. Она считала своим главным долгом хорошо накормить и красиво одеть племянника, добиться, чтобы он скорее избавился от деревенских привычек… Но Петька приходил домой с грязными руками, без пуговиц, взлохмаченный. Зоя Яковлевна каждый раз с ужасом думала: «Боже мой, и вот в таком виде он шел по улице. Все его видели, и все винили, конечно, меня, приемную мать. Боже мой».
Она болезненно вздыхала и говорила, стремясь уязвить самолюбие мальчика:
— Вечно ты грязный, будто тебя по мостовой валяли. Вот есть же такие золотые дети, как Володя. Почему тебе не брать с него пример? Ну, почему, скажи?
Петька молчал, а Зоя Яковлевна продолжала:
— Володя — это воспитанный городской мальчик. И тебе, вот такому… — она настойчивым жестом указывала на его расстегнутый ворот рубашки, голос ее леденел: — Тебе надо учиться у него. Сколько же, однако, в тебе этой деревенской пыли! Ужас!
К Зое Яковлевне снять выкройку или просто так поговорить о своих женских делах изредка заходила Мария Семеновна Молотилова, мать Володи, располневшая дама средних лет, с вдавленными в плоское лицо глазами и маленьким розовым ртом. Кожа на ее лице тугая, с матовым отливом, без всяких признаков морщин. Женщина очень гордилась этим, и ухаживала за лицом с огромной заботой. Если у Марии Семеновны случалась какая-нибудь неприятность, она трагически восклицала:
— Я не могу: у меня будут морщины.
Как-то в воскресенье вечером она постучала в дверь квартиры Вигасовой. Открыла Зоя Яковлевна. Приняла приветливо, потом разложила перед гостьей стопку выкроек и горестно сказала:
— Вы возьмите их. Совсем.
— Что так, Зоя Яковлевна? Я вас не узнаю.
— Знаете, Мария Семеновна, мне сейчас не до них. Я буквально схожу с ума со своим племянником. Умоляю вас, скажите, как вы воспитываете своего сына. У вас радость растет, а не ребенок.
