О пропаже сандалет Зоя Яковлевна узнала вечером того же дня. Она долго билась над Петькой, чтобы узнать, куда он их дел. Мальчишка молчал. Тогда тетка с отчаянием воскликнула:
— Что же мне делать, если так пойдет и дальше…
Петька не мог знать всей глубины чувств, раздиравших душу Зои Яковлевны, но он понял, что надо что-то ответить, и по-своему успокоил ее:
— Хватит убиваться. Сандалеты я завтра принесу.
— Что ты сказал? — подпрыгнула Зоя Яковлевна, уязвленная словами «хватит убиваться».
— Завтра принесу сандалеты, я сказал.
— Нет, а до того — что ты сказал?
Петька не понимал, что от него требуют: ведь он сказал, что принесет сандалеты.
В эту ночь долго не спали ни тот, ни другой. Зоя Яковлевна думала, думала и думала. Думал и Петька. Легко сказать, принесу. Проиграл он свою обувку подростку Геньке Крюку. Так парня прозвали, очевидно, за его фигуру. Тонкий, длинный, со впалой грудью, он действительно напоминал крюк. Да и в играх он был, как цепкий крючок, хватался за каждую копейку, за любой шанс выиграть. Всю выручку складывал в глубокие карманы мешком висевших на нем штанов, и выпросить у него что-либо обратно было невозможно. Вот и терзался Петька, как же быть ему со своими сандалетами.
Утром еще до завтрака он отправился на Затонский базар. Крюк и его младший брат Рудик, Петькин ровесник, уже сидели на булыжниках у запасных базарных ворот, где обычно кипела денежная игра.
— Ну, что, рыжий, сыграем? — обрадовался Крюк.
— У меня нет денег.
— Балбес ты, рыжий. Правильно добрые люди говорят: все рыжие — дураки. Живет у такой богатой тетки и не знает, как достать копейку для игры. Хочешь, научу, а?
Петька закипал.
— Знаешь что, Крюк, научи вытирать нос своего… — он кивнул на Генькиного брата и онемел: на ногах Рудика были надеты его сандалеты.
Петька от волнения сунул правую руку в карман брюк и нащупал там перочинный нож, на который хотел выменять свои сандалеты у Крюка.
И тут же у него возникло дерзкое решение.
Петька бросился на Рудика, опрокинул и в два счета разул его. Когда опомнился Крюк, Петька уже стоял поодаль: в одной руке держал сандалеты, а в другой — раскрытый нож.
Лицо парнишки окаменело, глаза, не мигая, глядели в Генькины глаза. Крюк понял, что рыжего не взять, усмехнулся:
— Дурак, попросил бы, и так отдали. Иди… — и скверно выругался.
На другой день Петька не пошел на базар: с утра пустился проливной дождь и с малыми перерывами лил около недели. Петька, вынужденный сидеть дома, отупел от тоски и безделья.
