Зоя Яковлевна ни слова не сказала Петрухе, но он почувствовал, что сломал не простую вещь, и с тех пор перестал ходить в большую комнату.
Свою старую, изношенную одежду Петруха молчаливо сменил на новый купленный ему костюм, но с сапогами, без которых в Громкозванове любой парень не парень, не захотел расставаться.
— Сапоги, Петя, необходимо снять. В городе мальчики ходят в легкой обуви. Ты теперь городской.
— А куда же сапоги?
— Выбросим, — как-то не подумав, ответила тетка.
— Выбросим? — едва не всхлипнул Петька и, округлив глаза, сердито сообщил: — Да эти сапоги только нынешней весной мама купила мне за два пуда муки. Не дам сапоги.
— Хорошо. Пусть будет по-твоему. Вот тебе пять рублей, сходи завтра к чистильщику и приведи их в «божеский» вид. Только я сомневаюсь, возьмется ли кто-нибудь чистить твои бродни.
— Это не бродни, — заявил Петька.
«Какой же он, однако, неотесанный. Затравят его здешние мальчишки. Деревня, деревня, как вытравить тебя из этого маленького человека». Зоя Яковлевна вспомнила, как ее мучила когда-то в школе кличка «деревня»… Ей сделалось жаль племянника, хотя его пока еще никто не обидел.
Утром другого дня Петька отправился на угол Нижней и Кормового переулка, где возле игрушечного домика на низкой скамеечке сидела толстая армянка, и, широко расставив ноги, чистила обувь прохожих. Когда подошел Петька, она, важная и хмурая, чистила туфельки какой-то девушке. Мальчик потоптался на углу и вдруг увидел проходящую мимо лоточницу с мороженым. У Петьки горло перехватило. Он не нашел в себе сил остановиться и подошел к мороженщице. Потом ему уже ничего не оставалось, как разжать потный кулак, где хранилась туго свернутая пятирублевая бумажка.
Начинался жаркий июльский день. С небес хлынули первые потоки зноя. Воздух быстро сгустился. Пароходные гудки, казалось, обессилены жарой и вползают наверх, в город, медленно и лениво.
Петька сидел на обочине канавы под тополем, ел мороженое и прислушивался к звукам трудового берега реки. Они напоминали ему отдаленный шум кузницы, а иногда он даже слышал звенящий удар зотеевского молота. Мальчика тянуло на берег.
Вспомнив о сапогах, он подошел к чистильщице и, как это делали все, молча поставил на ящик перед ней правую ногу в сухом обтертом сапоге.
— Деньги, малчак?
— Вот и вот, — Петька показал рубль и мелочь.
— Шютишь высе, — она столкнула с подставки его ногу и сердито выдохнула: — Пойди сажей почисти свою дырянь.
