Наконец вода хлынула по ледяному руслу. Журча и всплескивая, она падала в кипевшую канаву и уносилась вниз, к речке Крутихе. Петька, опершись на лопату, глядел на мутный поток вешней воды и наслаждался теплом, воздухом, любовался своей работой. Вдруг откуда-то прилетел меткий снежок и сшиб Петькину шапку прямо в канаву. Пока он доставал ее, рядом, в воду, упало еще три или четыре снежка: они забрызгали его лицо, шубенку.
Петька распрямился и увидел на заборе соседнего дома трех мальчишек. Они весело смеялись, засыпая новичка ехидными словечками:
— Эй ты, кырыш, умылся?
— Гля, ребя, он рыжий. Ха-ха!
— Рыжик-пыжик, Рыжик-пыжик.
Особенно измывался старший из мальчишек, очевидно, заводила. Он, длиннолицый, широко открывал большой рот и пел:
— Рыжик-пыжик съел кота от усов и до хвоста.
Петька подхватил на лопату мокрого снегу и швырнул в него.
Мальчишка визжал и яростно ругался, сметая с одежды снег. Потом спрыгнул на землю, прищурил глаза и пошел на Петьку.
— Дай ему, Костя, под нюх.
— В канаву рыжего!
Все ждали, что новичок бросит лопату и спрячется за воротами. Но тот стоял. У ребят, что сидели на заборе, даже прошли мурашки по коже. Что-то будет? Костя любит драться: он дерзкому врагу не спустит.
— Кхы, — неожиданно выдохнул Петька, как пружина, метнулся на Костю и головой сбил его с ног. Потом отступил шага на три и угрожающе предупредил: — Морду в кровь исхлещу. Не лезь.
О других мальчишках Петька забыл, а они подскочили к нему сзади и столкнули его в канаву. К их удивлению, парнишка не заплакал. Встав на ноги, он снял шапку, с которой ручьями текла вода на лицо и за шиворот, и очень спокойно сказал:
— Говорите спасибо, что я после хвори. Пойду домой.
Вечером, когда мать и тетка пришли с работы, все трое ели горячую картошку и пили настоянный на смородине кипяток. Мать обветренными пальцами сдирала с картофелин тонкую кожуру и, бросая на Петьку строгие взгляды, выговаривала:
— Не успел приехать на новое место, а уже учинил драку. «Они первые». Мог бы и стерпеть поначалу. Они все-таки тутошние.
— Не буду терпеть. Не буду.
— Смотри, Петька, надеру уши. Варнак.
— И дери. А им я не поддамся.
— Ну и упрямец. Да ты в кого такой поперечный! — качала головой Дарья.
— Зря, Дарья, ты допекаешь парня, ей-ей, зря, — вдруг вступилась Лидия Павловна. Обласкав Петьку взглядом своих темных глаз и пристукнув ладонью по столу, сообщила: — Нашим ребятишкам и я бы не уступила. Задиры — каких свет не видывал. У них бойкий наскачет, а смирный наплачет. Правильно, Петруха, не поддавайся. Ну, это их ребячье дело. Помирятся еще, — закончила она и налила себе новую чашку чаю. Затем достала из своей сахарницы большой кусок сахару и подала его Петьке:
