Когда до избушки оставалось километров пять или шесть, Никон уже изрядно притомился и, не снимая лыж, сел на колоду-сухарину. Закурил полюбившейся на фронте моршанской махры, сладко задохнулся на первой затяжке. Посоловел. Где-то в сторонке долбил по стволу дятел. Вдруг Никон почувствовал, что позади него кто-то притаился. Кровь хлынула в лицо, в ушах зазвенело, какая-то сила резко подняла его и заставила обернуться. Рядом, хоть здоровайся об руку, с поднятым ружьем стоял Тереха, с головы до ног обсыпанный снегом. Никон обомлел: откуда взяться здесь человеку! Но живой Злыдень. По-живому алеют слюнявые губы изуродованного рта, немигающий правый глаз смотрит в переносицу Никона, левый — крепко закрыт.
— Стой, Терентий!..
Ахнула тайга от края и до края, глубоким молчанием почтила память Никона Спиридоновича Сторожева.
До утра Тереха не подходил к трупу — ждал, когда застынет кровь. Когда рассветало, он натянул на изуродованную голову Сторожева свой кожаный мешок, уничтожил все следы преступления и, взвалив труп на плечи, понес его к колодцам на моховых болотах. Ему предстояло с тяжелой ношей пройти больше тридцати километров, поэтому он шел, не отдыхая, сам удивляясь своей силе.
К вечеру откуда-то сверху в тайгу упал резвый ветер. Снегопад усилился. Началась пурга. Тереха улыбался, обнажая желтые коренные зубы. Он знал, что после ненастной ночи уже никто и никогда не сумеет найти его следов.
Из Карагая приехали следователи, и начались поиски пропавшего лесообъездчика. В тайгу вышли почти все мужики. В числе их был и Злыдень. Люди около месяца квадрат за квадратом изучали Дупляновский участок, и все безуспешно.
— Будто в воду канул, — сказал старик Трофим Дятлов, знавший тайгу окрест на сотню верст. «Совершенно точно, дедушка, — удовлетворенно подумал Тереха. — В воду он и канул. Стало быть, с концом».
И Петька снова в избе Степаниды.
Встретила его старуха слезным причитанием:
— Сиротиночка ты горькая. Остался ты без отца родного на веки вечные. Некому тебя приласкать, некому и оборонить. Пошли сиротам смертушки, господь праведный.
Скрипучий голос старухи проник в самую Петькину душу. Мальчик чувствовал себя пойманным в какую-то невидимую клетку. И оттого, что клетка была невидима, становилось еще тяжелее.
А Степанида, приголубив на черных губах улыбку-скорбь, подошла к Петьке и, взявшись за верхнюю пуговицу его шубенки, говорила:
— Давай я раздену тебя. И помолимся мы господу богу. Сиротские молитвы доходчивы до него. Пошли сиротам смертушки, господь праведный.
