На припорошенном крыльце сторожевской избы лежит мешок с пельменями, к нему бечевкой привязан зеленый солдатский котелок. Внизу, у ступеней, брошены широкие охотничьи лыжи. Все это приготовлено в тайгу.
Сам Никон Спиридонович уже одет. Он перебирает заряженные патроны и вставляет их в патронташ. Это последнее, что осталось сделать перед выходом.
Все утро ни на шаг не отходит Петька от своего отца: разглядывает отцовское ружье с косоглазым, хитро улыбающимся зайцем, выжженным на прикладе, и в сотый раз допытывается:
— Папка, ты скоро придешь, да?
— Скоро, Петюшка. Я уж сказал. Принесу тебе белого зайца.
— Живого?
— Может, и живого. А лиса попадет — ее возьму. Тебе что лучше-то?
— Кто попадет. Ты только сам приходи скорее. Я тебя ждать буду. Мы же клетку для снегирей еще не закончили.
— Да, Петюшка, с клеткой у нас дел много.
— Вот я и говорю…
В Петькиных глазенках мельтешат блестки-чертенята, и все конопатое лицо его вымыто радостью…
У хуторского колодца, рядом с журавлем, растет молодой кедр. Отрезанного от леса клином пашни, его мотают все ветры. Но когда к хутору подкатывает свой буйный вал сиверко, когда над тайгою мятутся тяжелые, дымчатые тучи, тогда дерево совсем погибельно гнется и шуршит своей темной взъерошенной хвоей, просит и молит о чем-то. Кажется, еще порыв ветра — и сломленный кедр ляжет на почерневшее жнивье: у него не хватит сил бороться. Жалок и сиротлив кедр в непогодье. Зато с приходом тепла его зелень прихватывает легкой изморозью, и сизой становится она, обновляется. И стоит кедр, расправив плечи, весь от вершины до комля облитый солнцем, будто заново родился он, и родился для счастья.
Как молодое деревце, посветлел, ожил Петька с приездом отца. Парнишка теперь знает, как тепло и надежно с отцом.
Провожать Никона вышли оба: Дарья и Петька. Помахали ему вслед, «счастливого пути!» прокричали и вернулись в избу.
А Никон легко зашагал по лесу, и думалось ему о сыне. Перед глазами стоит семилетний человек, глядит на отцовские сборы и говорит где-то подслушанные слова:
— Скорей бы вырасти. На дело на какое с тобой в лесу сгодился бы.
Мягко и тихо ложится белый покров на тайгу. Кругом чисто и празднично. На молодом снежке печатаются следы Никоновых лыж. И короче путь до избушки на Волчьих Выпасках с каждым шагом.
Вокруг следов пока никаких. Может, они и разбросаны по лесу неугомонным зверьем, но их прикрывает, прячет снежок. На одном месте, под кривобокой сосной, Никон разглядел что-то похожее на след подшитого валенка, да не придал этому значения: мало ли каких причуд не натворят снег и мороз.
