Инструктирующий меня Шауфус советовал придерживаться в общении с агентами строгой линии поведения. Не знаю, может он и прав, но я считал, что толика искренней сердечности делу лишь поможет — работая на русскую разведку эти люди рискуют своими жизнями, так что они заслуживают нашего уважения.
— Вот, первым делом прими послание, — по привычке оглянувшись, афганец сунул руку за пазуху и извлек сложенные в квадрат несколько листочков серой бумаги. Пашино рисковал, не побоявшись написать письмо, а афганец рисковал не меньше, доставляя его мне.
— Благодарю, ты большой храбрец, Абдулганди. Держи! — я передал ему небольшой мешочек, в котором тихо позвякивали серебряные бухарские таньга. Таньга продолжал чеканить эмир Бухары. Монета могла похвастаться стабильным весом и имела хождение от Турции до Китая. В Средней Азии она, наравне с рублем, считалась основной денежной единицей при расчетах. При обмене за одну таньга давали двугривенный*.
— Спасибо, эфенди, — связной с поклоном принял мешочек с деньгами.
Мы расположились в тени, рядом с палаткой. Гость омыл руки и лицо, присел на расстеленный коврик и с наслаждением впился в бараний бок. Гусары в лагере жили обычной неспешной жизнью. Снегирев готовил на огне похлебку, кто-то чистил коней, часовой расхаживал на ближайшей возвышенности, оглядывая округу. От воды слышался смех и звуки ударов по мокрой ткани — нижние чины стирали форму, используя вальки*. Плохо, конечно, что Абдулганди видят столько ненужных глаз, но приходилось с этим мириться.
Вернулся освежившийся Рут. Поручик сел на стул и внимательно осмотрел гостя. Георгий имел все шансы со временем стать полноценным разведчиком, да и сам признался, что мечтает о подобном. Если дело и дальше так пойдет, то через некоторое время я смогу представить его Шауфусу — надежные люди русской разведке нужны.
Судя по всему, Пашино составил о Руте не очень высокое мнение, а мне вот Георгий нравился. Ну да, молод немного, от того и не любит всякую «бухгалтерию». Ничего, со временем станет настоящим профессионалом.
Афганец продолжал кушать, чувствовалось, что в дороге он сильно оголодал. Мы с Рутом его не торопили, давая возможность прийти в себя. Постепенно гость расслабился. И на нас, на гусар Смерти, начал поглядывать не с опасением, а с зарождающимся любопытством.
Пока он расправлялся с барашком, а затем уделил внимание бесподобным дыням, я развернул и просмотрел бумаги Пашино. Они были написаны разными чернилами, некоторые слегка обгорели от костра, а другие промокли от пота или воды — на них оставались пятна и разводы. Но красивый почерк друга я узнал сразу же.
