В октябре 1871 г. в гости к нам пожаловал сам Тургенев. Прием ему устроили впечатляющий, все же писателем он являлся серьезным, и уже вплотную приблизился к всеобщей славе. Тем более, то, как он описал гусар Смерти в своей брошюре о Средней Азии, добавило ему немало симпатии в наших глазах.
Александрийские гусары пригласили именитого гостя в ресторацию «Шах» и устроили ему такую встречу, что Ташкент вздрогнул! Естественно, как и каждый уважающий себя писатель, Иван Сергеевич давно научился пить. Но против гусар Смерти известный литератор оказался жидковат, несмотря на более чем солидную внешность. Да что говорить, когда к тебе раз за разом подходят крайне обидчивые офицеры и радушно приглашают на брудершафт, трудно не захмелеть.
Иван Сергеевич сильно опьянел и на очередной вопрос, как он написал такой замечательный очерк, возьми и скажи, что всему виной один офицер, который находится прямо здесь и которого зовут Соколов Михаил. От досады я едва не разбил фужер о пол. И кто его за язык тянул?
Что тут началось!
— Ура, Михаил! — первым ко мне подскочил хмельной Эрнест Костенко, сгреб в охапку и расцеловал. С другой стороны руку жал Самохвалов Илья.
— Браво! Замечательный курбет! — оценил Тельнов.
— Правильным галопом идешь, Михаил, — одобрил Егоров. Еще несколько человек разразились приветственными выкриками и потребовали шампанского. Присутствующие дамы заинтересовались и засыпали меня градом вопросов — главным образом, почему я оказался таким негодным молчуном и ничего им не рассказал. Но не все разделяли подобный восторг.
— Вы взяли на себя немалую смелость, выступая перед господином Тургеневым от имени всех Бессмертных гусар, — заметил полковник Оффенберг. Он и князь Ухтомский отвели меня в сторону и по праву старших товарищей потребовали объяснений.
— Петр Иванович, так ведь я был один в столице! Вы остались в Ташкенте, советоваться не с кем, но и прекрасный шанс я упустить не смог. И согласитесь, получилось весьма недурно, а?
— Пожалуй, — барон задумчиво покрутил ус.
— И когда, Соколов, вы все успеваете? И воевать с немалой пользой для себя, и Академию заканчивать и книги помогать писать? — заметил Ухтомский. Выражение лица у него было «кислое». Он старался говорить вроде бы в шутку, но я отчетливо слышал недовольство в его голосе. Недовольство и досаду, а может и толику зависти.
— Разве я в чем-то провинился? — голоса я не повышал, но прямо встретил взгляд князя и шагнул ему навстречу.
