— По беку, огонь! — приказал я.
— Есть! — Снегирев выстрелил. Но то ли моя оценка его первого выстрела изменила настрой гусара, то ли он сбил себе дыхание, но пуля лишь вспорола халат на плесе неприятеля, заставила того мигом спешиться и спрятаться среди камней.
— Мимо, — заметил подползший Скобелев.
— Твою ж мать, не отвечай, береги дыхание! Институтки и те лучше стреляют! — от досады я едва не заехал Снегиреву по уху. Тоже мне, гусар! Мы могли одним выстрелом выиграть схватку. — Экономь патроны и целься, как следует!
— Так точно, ваше благородие, — Архип моим недовольством проникся, снова поерзал на земле, устраиваясь поудобней, перезарядил карабин, выдохнул, замер и плавно нажал на спусковой крючок. На сей раз один из текинцев, взмахнув руками, упал на спину.
— Неплохо, неплохо, — в голосе Скобелева проскользнуло одобрение. Он все видел, но сейчас моего товарища больше заботило, как мы отсюда выберемся.
Наша временная позиция представляла собой небольшую возвышенность, усыпанную тут и там камнями и высокими, по две-три сажени, останцами. Туркмены к тому времени уже спешились и меж камней торчали лишь их черноволосые головы в лохматых бараньих шапках или тюбетейках. По отношению к нам они находились ниже по склону, и у нас появилось преимущество как в обзоре, так и в возможности что либо сделать незаметно. Но мне совсем не нравилось, что вражеский бек остался жив и продолжил распоряжаться, как ни в чем не бывало. Следуя его команде, дюжина хивинцев отступила.
— Обходят, — только и сказал Скобелев.
Началась перестрелка. Казаки стреляли деловито, но не очень метко. Во всяком случае, на один удачный выстрел у них приходилось добрый десяток промахов. Примерно так же действовал и Горохов, толку от которого оказалось еще меньше, хотя Михаил заверял меня, что на стрельбище тот попадал неплохо.
Но то стрельбище, где все происходит чинно и спокойно, без нервов, а здесь реальный бой! Тут все иначе, и Горохов оказался не готов.
Зато радовало то, что неприятель стрелял еще хуже и палил в белый свет, как в копеечку. Большая их часть была вооружена фитильными ружьями, которые давали больше шума и дыма, чем толку. На их фоне Снегирев казался идеальным стрелком от Бога. После промашки он сосредоточился и практически каждый раз в кого-то попадал. Может и не смертельно, но энтузиазма неприятелю подобное не доставляло.
Мы со Скобелевым присматривали за округой и за револьверы пока не брались. Свит и Вессон образца 1869 г. так называемая «русская модель» — прекрасная, хоть и тяжеловатая, «машинка». Отличие от американского оригинала заключалось в том, что его снабдили двумя шпорами, на рукояти и спусковой скобе. Они помогали более удобно держать револьвер и, вместе с некоторыми изменениями в патроне, были добавлены по требованию генерала Горлова, осуществляющего заказ оружия для русской армии.
