Наконец мама Тина говорит мне:
— В полдень, когда зазвонит колокол в поселке, возьми стакан воды и вылей в эту тарелку с мукой. Я уже положила туда кусочек трески и налила масла — тебе остается только размешать хорошенько и съесть.
Она показывает мне тарелку и ставит ее на край стола, чтобы я мог достать; потом, все более торопливо, она приготовляет себе такой же обед в тыквенном горшочке. Горшок она аккуратно ставит в бамбуковую корзину вместе с остальным снаряжением: старыми черными чулками без ступней, которые она надевает на ноги и руки, чтобы меньше поцарапать их о стебли тростника, тыквенной бутылкой питьевой воды и так далее.
Потом она набивает трубку, закуривает ее, надевает поверх головного платка свою испытанную соломенную шляпу, опоясывается веревкой и говорит мне:
— Пойду погляжу, не даст ли мне господь бог силы еще раз побороться с тростником господина беке[2]. Ты видишь, как в хижине чисто, и костюм твой тоже чистый и не рваный, а перед хижиной нет никакого мусора? И потом, постарайся не безобразничать. Веди себя хорошо, чтобы мне не пришлось сердиться сегодня вечером.
После чего она два раза затягивается трубкой, наполняя хижину дымом, наклоняется, берет бамбуковую корзинку, ставит ее себе на голову и, подхватив по дороге мотыгу, выходит из двери со словами:
— Я ушла!
Наконец-то я свободен! Свободен на весь день.
Но я не сразу пускаюсь во все тяжкие.
Сидя на пороге, я выжидаю некоторое время. В спешке перед уходом мама Тина часто забывает что-нибудь и возвращается. Надо, чтобы она нашла меня на месте! Удостоверившись, что она не вернется, я ухожу, плотно прикрыв дверь.
Те из моих товарищей, родители которых уже ушли, собрались около одной хижины. Они радостно встречают меня, и мы вместе поджидаем остальных.
Поселок, под названием Негритянская улица, состоит из нескольких десятков деревянных домишек, крытых рифленым железом и сбегающих прямыми рядами по склону холма. На вершине возвышается увенчанный черепичной крышей «дом» управляющего, жена которого держит лавочку. Между «домом» и улицей — домик эконома, конюшня для мулов, склад удобрений. А вокруг — обширные поля сахарного тростника, и лишь далеко, у самого горизонта, виднеются заводские трубы.
Все это вместе называется Петимо́рн.
Есть в Петиморне большие деревья, мохнатые кокосы, аллеи пальм, речка, журчащая в траве саванны. Прекрасное место!
Во всяком случае, нам, детям, здесь раздолье.
