Историки не знали о показаниях Иринарха чекистскому следствию: «Епископ Гермоген имел крутой нрав, был подозрителен. Работать с ним и быть в согласии задача была не из легких. Делами епархии Гермоген занимался мало и крайне урывчиво — нередко во время заседаний Епархиального совета он оставлял дела, поручал мне продолжение заседания, а сам уединялся во внутренние покои, и видно было через открытую дверь соседней комнаты, что к нему приходили какие-то неизвестные мне люди, светские, большей частью в простой одежде. Принимал их Гермоген всегда секретно, имел дверь на запоре. Этой стороной жизни Гермоген со мной не делился... но после его ареста я узнал, что к нему приезжал зять Распутина и передал ему большую сумму денег; для какой цели не знаю...»
Иринарх перед следователями ОГПУ осторожничал — жизнь научила не говорить лишнего. Но здесь очевидно: все деньги и ценности, поступавшие в Тобольск для царской семьи, попадали к Гермогену. Ни Николай II, ни его близкие свиданий с волей не имели.
Если бы Гермоген рассчитался с охраной за полгода невыплат... 330 георгиевских кавалеров, молодец к молодцу, любому черту рога обломали бы! Но пойти против воли патриарха епископ не смел. А чтобы полученные от Соловьева и других монархистов ценности сберечь для церкви и сокровища самой царской семьи добыть, он слух пустил: готовится, мол, их бегство. И все этому слуху поверили. И верят до сих пор.
Никто не задумался: куда бежать? На Север — он всегда равнялся на губернский и православный Тобольск. А дальше?
«В устье Оби, — утверждают некоторые историки, — там шхуну «Мария» якобы ждал английский крейсер “Меркурий”. Или на санях через Полярный Урал на Печору, и в Архангельск, там правительство Чайковского поможет...» Да полно! Какое бегство на Север: безвольный Николай, нервная Александра Федоровна, девицы, больной наследник престола Алексей, многочисленная челядь... В морозы, в бездорожье, в распутицу и весенние разливы рек... Без сопровождения, без охраны...
Да и кто их где ждал? Не нужны они были никому: ни англичанам — отказались от них еще в марте 1917 года, ни «социалисту» Чайковскому — противнику как большевизма, так и монархии.
Но в невероятное всегда верят, и слухи о бегстве царской семьи успокоили кредиторов Гермогена, но переполошили и Омск, и Екатеринбург.
Там одновременно 24 февраля 1918 года были созданы чрезвычайные комиссии по борьбе с контрреволюцией. В Омске ЧК возглавил председатель комитета 20-го Сибирского полка В.И. Шебалдин, его заместителем стал уроженец Тобольска, бывший прапорщик А.П. Демьянов. Во главе Екатеринбургской ЧК были поставлены революционер-подпольщик М.И. Ефремов (кличка Финн) и балтийский матрос с линкора «Александр III», переименованного после царского отречения в «Зарю свободы», П.Д. Хохряков.
