№ 16 | страница 9



Хоть и лучше, без сомненья,
Есть на свете города…
Но какая-то здесь странность
Повсеместно разлита.
Очень манкая приманность —
Этой странности черта.
То ли пряность, то ли пьяность,
То ли стародеревянность,
То ли благостность лица…
Но однако — это данность:
Проживу здесь до конца!

ПАМЯТНЫЙ УГОЛОК

Зелёный дворик отгорожен
Ажурной ковкою с воротцами.
В нём небольшой цветник ухожен,
Горя гвоздиками и флоксами.
От цветника через дорогу —
Торец Тюменской филармонии,
Где в «Моцарте» флейтист-Серёга
Когда-то подвизался, помню я…
Во дворике — подъезд направо,
Направо же — крутая лестница,
А дальше — пёстрого состава
Собранье чешет околесицу.
Философы-певцы-актёры —
Художники-поэты-чудики
Ведут о жизни разговоры;
А кое-кто, сбежав от публики,
Один* синярит тесном кубрике…
*Сперва подумав на другого,
Опознаём мы Южакова.

ИЗ МИФОВ

Тени на лани нет —
Она источает свет.
Скачет оболоками,
Одёжек пустых вилками.
Скачет и вглубь глядит
Душ пирамид.
Вот агат агатов
Вотана фанатов,
Вот по дыму фреска
«Одоленье Василиска»,
Вот по забвенью смальта
«Левиафана сальто»,
Вот по горячке уголь
«Выбрось последний рубль!».

ЗАПАЛЬЧИВОСТЬ ВИРТУОЗА

«Мечту созревающей вишни»
Я вычудил вам на маримбе —
Наверное, был бы не лишним
С тем
на музыкальном Олимпе…
«Раскаянье лопнувшей дамбы»
Для группы литавров и лейки —
Доверил сыграть я и вам бы,
Да вряд ли вы то одолеете…
И всё ж —
хоть лазурно, хоть мглисто —
Любите перкуссиониста!

ИЗ ПОСЛАНИЯ ПЬЕРА К ЭЛОИЗЕ

Да не увянут соцветья строк
В мире убийственно равнодушном!
Верю, надеюсь, что долгий срок
Не обернётся для чувств удушьем.
Пусть разлучил нас на время рок —
Вынужден я в монастырь уйти был,
Дабы нежнейший любви росток
Спрятать от мира стальных мандибул.
Здесь, в окруженье премудрых книг,
Уединённых лесных пейзажей,
Милая, я в своё сердце вник:
Любит оно горячее даже!

О ДАЛЁКОМ БЛИЗКОМ

Трифонов Сергей Иваныч
Не дружил с тоской.
А стремился к доле рьяно
Приключенческой…
Заходили мы с Серёгой
К одношкольнику,
Тямал тот неоднобоко,
Слыл крамольником.
Долговязым, худощавым
Был наш друг Кисель;
Острословьем беспощадным
Бил нередко в цель…
А ещё у Киселёва
Слушали мы «Дорз».
С ленты номера шестого —
Глухо, вкривь да вкось,
Но вкушали плод запретный,
Пресловутый рок!
И никто авторитетный
Помешать не мог.
Различали мы свободу
Сквозь магнитный шум.
И, цедя отнюдь не воду,
Распрягали ум…
Что ж касается Серёги —
Тот давно в земле.
После службы при остроге
Счёты свёл в петле.
Я его не осуждаю,
Мало ли чего?
Может, он достоин рая
Больше моего…
…Да, спустя почти полвека