№ 16 | страница 10
Не люблю я «Дорз».
Лишь к свободе человека
Отношусь всерьёз.
РЕКИ
Умыло косо Колыму
Слезой в Отечества дыму;
А иные хитрые на зиму
В Оми-лани тащат и налимов;
Я еси не токот Енисея,
Не пашу я ветер и не сею;
Ил Ангаре — чу! —
кучера гнали,
Вдоль берегов жуя наледь;
А замороженное скороспело
О Лене дело заледенело;
А Кунгур-царь на скаку
Уколол Оку…
СЕМЁН ДЕЖНЁВ
К чему я, вьюгой увлечённый,
Как неотвязною девчонкой,
В опасный свой пустился путь,
Где что ни кабельтов — то жуть?
В пространстве, сорванном с причала,
Нет ни покрышки и ни дна,
Нет ни конца и ни начала,
Но есть погибель лишь одна.
Я выходил Колымской дельтой
И достигал реки Анадырь,
Как будто бы в забаве детской
Совсем не думая — а надо ль?!
Я первым обогнул Чукотку,
Дробя от холода чечётку…
Понять же не хватило крыл,
Что край Евразии открыл.
ИЗ ПОСЛАНИЯ НА ЗЕМЛЮ
У нас на верхних ярусах просторно,
На нижних — на конурке конура.
Тридцатник-отрицатник это норма,
А минус пять по Цельсию — жара.
Хочу увидеть птаху-желтогрудку
(Забыл название за долгий срок)
Да услыхать отрадный щебеток,
С младенчества игравший мне побудку…
…Ещё храню на сердце незабудку,
Печальный безвозвратности цветок!
* * *
Желание со старою невелико —
С Тюменью молодой водил я шашни.
Где Пермякова протянулась далеко
С прожектором луны на телебашне.
Там, помнится, в очаковские времена
Хороший был буфет при гастрономе —
Под пенное бывала там сама слышна
Поэзия, суровой прозы кроме.
У столиков высоких юные тогда,
Но истые слагатаи стояли,
Сквозь горечь солода сладели их уста
Заветною лирической печалью…
Звучало нечто настоящее порой
Среди, казалось бы, шумихи вздорной.
Не чтоб звенеть в ушах,
но — долго тишиной
В пространстве слуха
вторить чудотворной!
НОВЫЙ ХАФИЗ
Садами Вавилона обнимал тебя,
Египта зноем над красавицею плыл
И, целой Золотой Орды имея пыл,
По-русски всё же воздыхал не второпях.
Издалека я тайно за тобой следил,
Твоих портретов Третьяковку создавал,
Твоим очам ещё неведом и не мил,
Уже твой целовал божественный овал,
И сквозь дурман волос твоих дышал,
И в бейтах о тебе своё перо томил.
Тебе одной — среди
неисчислимых стран
И дев, чей
облик совершенен, тонок стан, —
Я посвящаю не рифмованный Коран,
Но этот
рифменно-восторженный диван, —
Найдёшь в нём множество
газелей и касыд,
Где в ласках напрочь
забываем мы про стыд!
ГОРАЦИЙ В АФИНАХ
Глаза твои зеркалят бездну,
Хотя вокруг толпа и смех…
Как в этом городе уездном
Возникла ты, милее всех?
Печальней всех и беззащитней —
Ты для элегий создана…
Сердечной болью стенобитной