- Лошадёнку бы мне, – нерешительно молвил Гордей.
- Ты уж сразу тройку проси, – дивясь своему упрямству, усмехнулся Пермин. Знал ведь, что Ямин зря не попросит, не тот человек.
- Я на тройках-то не привычен...
- Ну так и на своих двоих прогуляешься.
Гордей стукнул кулаком о кулак и, стиснув зубы, молчком зашагал домой.
Его ждали. Катя сидела рядом с постелью Саны, гладя её в сухих трещинках руку.
- На себе повезу, Сана, – виновато потупился Гордей.
- Дома-то я скорей оклемаюсь, – сама себе не веря, с трудом разлепила побелевшие губы Александра.
- Ты помоги ей собраться, Катя, я тем самым санки приспособлю.
- Вместе повезём, тятя, – тихо сказал Прокопий.
- А домовничать кто останется?
- Я подомовничаю, дядя Гордей, – предложила Катя.
- Невелика тяжесть, один управлюсь. Ты, Прокопий, за коровой гляди. Вот-вот отелится. Мотри, телёнка не приморозь!
Привязав к санкам пестерёк, бросил в него поверх сена кошку и осторожно усадил укутанную Александру.
- Тронемся со Христом! – крякнув, легонько дёрнул за бечёвку, перекинутую под мышки, и повёз дорогой свой груз, оглядываясь на раскатах.
Кабы можно было свернуть, пошёл бы огородами, но тракт, проторенный обозами и кандальниками, шёл из конца в конец по всему Заярью.
Встречая людей, нарочито бодрым голосом здоровался с ними. Они спешили пройти мимо. А Евтропий Коркин, за которым была сестра Гордея, увидав свояка, юркнул в переулок и, таясь за углом, переждал, когда минует его этот печальный возок.
Сидор одумался. Увидав Ямина, везущего санки, сам запряг лошадь и кинулся вдогон.
Медленно, понуро шагал Гордей. Александра изо всех сил крепилась, притворялась спящей, чтобы не бередить его своими стонами. Негромко поскрипывали узкие кованые полозья, оставляя чёткий розоватый от яркого солнца след. На слепящем снегу тёмная фигура Гордея казалась скорбной и потерянной. Будто заблудился в пути человек, отчаявшись выйти к человеческому жилью, на огонёк.
Пермин догонял ходко. Но в полуверсте остановил коня и, с минуту постояв, повернул обратно. Ехал шагом, опираясь на кнутовище. Стыд и горечь язвили душу, красили лихорадочным румянцем щёки.
Догнать бы! Но теперь Ямин сам откажется от запоздалых услуг. Сидор знал его непокорный тихий нрав.
Потому и вернулся.
