Повести | страница 42



«Калинников», — читает Марина на афишке, лежащей на коленях Николая Васильевича. Она слышала о композиторе Калинникове. Он хотел в музыке отразить всё привольё русских полей, всю красоту русской природы… И снова плывут чудные звуки, и снова Марине кажется, что она лежит в степи одна, смотрит в небо.

В антракте к Николаю Васильевичу подошёл тот самый майор, с которым Марина ехала в поезде. Он ласково поздоровался с Мариной, почтительно — с Николаем Васильевичем и познакомился с Борей.

— Панфилов, — назвал он свою фамилию.

Все вышли в сад, Николай Васильевич и майор закурили, и завязался оживлённый разговор. Майор рассказал, что пробудет здесь недели две; ему подлечат в госпитале глаза, пострадавшие во время танковой атаки, потом он уедет обратно на фронт. Майор шутил с ребятами, обещал покатать их на машине по окрестностям города, свезти на Зелёный мыс и в Чакву — на родину чая. Николай Васильевич тоже, повидимому, слушал его с удовольствием и приглашал заходить, и майор сказал, что, конечно, зайдёт: у него ведь тут много свободного времени. И ему кажется, что если бы его маленькая дочка не умерла от дифтерита, она бы, наверное, была такой, как Марина. Марине стало очень жалко майора: такой молодой, храбрый и совсем один: жены нет, дочка умерла от дифтерита.

Они прослушали второе отделение и пошли домой. Возле дома постояли ещё минут пятнадцать, дружески разговаривая. Потом майор ушёл, а Николай Васильевич сказал, что пойдёт на работу.

— Ночью? — удивилась Марина.

— Ну да. Вечер я прогулял, ночью придётся работать. Но сначала мы попьём чаю.

Дик встретил их с бешеным восторгом. Он подпрыгивал чуть ли не до потолка и всё старался лизнуть Марину в нос. Сразу же после чая полковник отправил Марину спать.

— Спи спокойно, доченька, — сказал он. — Спи, родная.

Он поцеловал её в лоб, погасил свет и вышел. Марина слышала, как хлопнула дверь…

…Она проснулась среди ночи от грозного рычания Дика. Ей показалось, что в комнате кто-то есть. И вдруг в полумраке к ней двинулась какая-то тёмная фигура. И глаза, те самые, страшные глаза, светились в темноте, как у кошки. Марина прижалась спиной к стене. Дик с яростным рычанием ринулся вперёд — и глаза исчезли. Марина отчаянно закричала. Она услышала звон разбитого стекла, торопливые шаги под окном в саду, жалобный вой Дика. Яркий свет залил вдруг всю комнату. На пороге стоял Николай Васильевич в расстёгнутом кителе.

— Что случилось? — спросил он.