— Вот и хорошо, — сказал полковник, — у меня как раз три билета. Пойдём с нами.
Вошли в парк. Уже стемнело, а ни один фонарь не горел; тут, на берегу моря, затемнение ещё не было снято. Прошли тёмную аллею и подошли к большому деревянному зданию. Откинулась чёрная шерстяная занавеска — и они очутились в ярко освещённом зале. На эстраде сидели музыканты и настраивали свои инструменты. Николай Васильевич стал читать программу, а Марина принялась разглядывать зал. Тут было много морских офицеров и нарядных девушек; все смеялись, шутили, разговаривали. Невдалеке Марина увидела Шалико — толстого директора магазина. Он улыбнулся ей и поклонился, как взрослой. Во втором ряду сидел старичок-ботаник, закрыв глаза рукой и опершись на палку: он, казалось, уже приготовился слушать музыку. Марина сидела между Николаем Васильевичем и Борей и чувствовала себя прекрасно. Боря рассказывал про парк, про кружок метеорологов и потом вдруг сказал:
— А ты знаешь, Марина? Я вечером проходил опять мимо магазина. И орешков было уже не двенадцать, а шесть.
— Не может быть! — удивилась Марина.
— Ума не приложу, что это значит. Зачем по нескольку раз в день перекладывать орешки, когда число меняется только один раз в день? Но я это обязательно выясню…
Как раз в эту минуту всё стихло. На эстраду вышел высокий человек в длинном фраке, молодой, красивый, с орлиным носом и такими светлыми волосами, что они казались седыми. Он поклонился, повернулся к оркестру и взмахнул своей палочкой. Всё замерло. Полились чудесные звуки. Марине казалось, что она идёт по степи и слышит, как ветер колышет колосья, как журчит где-то речка и как поют во ржи птицы. Она закрыла глаза, унеслась далеко-далеко. Перед нею стелется узкая тропка, она идёт среди ярко-голубых васильков, и они просят: «Сорви нас, Марина!..» Она наклоняется к васильку — и вдруг он начинает расти, расти, раскрывается, и на Марину глядят страшные глаза… Словно что-то толкает её, она вздрагивает и открывает глаза.
— Что с тобой? — тихо спрашивает Боря.
— Нет, ничего, — отвечает она.
Она думает: «Пока я сидела с закрытыми глазами, кто-то смотрел на меня в упор… Может быть, «он» здесь, в зале, и никто не знает этого. Даже Николай Васильевич, большой, добрый, сильный, который мог бы защитить меня, если бы знал…»
Короткий перерыв. Дирижёр, не оборачиваясь, нетерпеливым движением поднимает руку: он не хочет, чтобы аплодировали между частями симфонии: это разрушит всё впечатление. Он начинает вторую часть.
