Якубов критические высказывания в свой адрес, прозвучавшие на собрании, воспринял и расценил однозначно. Он усмотрел в них лишь посягательство на свой личный авторитет и всю вину за случившееся взвалил на Петросова. Он, только он — смутьян, злопыхатель и демагог — виноват во всем. От таких нужно избавляться во что бы то ни стало.
И все же, как ни бодрился генерал, он в последние дни все время испытывал смутное беспокойство. Ему с тревогой вспоминался недавний разговор с высокопоставленным приятелем из министерства. Обычно тот всегда поддерживал его, выполнял любую самую щекотливую просьбу не задумываясь, прав Якубов или нет. Телефонный звонок, и судьба неугодного сотрудника решена. Кто-то спроважен на пенсию, кто-то остался не у дел. А их жалобы путешествовали по кругу, и в конечном счете их рассматривал все тот же Якубов.
На сей раз сетования генерала на «козни злопыхателей» и «главного смутьяна Петросова» его министерский друг пропустил мимо ушей, словно и не слышал их вовсе. Старательно избегая вопросительного взгляда своего собеседника, он сбивчиво заговорил о трудностях работы в аппарате, о том, что «чертовски устал и серьезно подумывает об отдыхе». В голосе его слышалась какая-то растерянность, чувствовалось, что говорит он совсем не то, о чем думает. Словом, от этого визита у Якубова остался лишь неприятный осадок и ничего более.
Он подошел к окну, рывком отдернул тяжелую плюшевую штору. В кабинет брызнул сноп солнечных лучей.
Секретарь доложила, что в приемной ждет полковник Петросов с планом предстоящей командировки.
— Пусть войдет, — буркнул генерал, не оборачиваясь.
Войдя в кабинет, Александр Николаевич доложил о цели своего визита. Якубов продолжал смотреть в окно, нервно барабаня пальцами по подоконнику. Потом круто повернулся и подошел к столу. Усаживаясь в кресло, сказал:
— Командировка твоя меня не интересует. Не я ее выдумал, не мне о ней судить. Без меня решили, что опыт твой передовой, вот и передавай его кому хочешь.
Он закурил, вновь встал, медленно пройдясь по широкой ковровой дорожке, вплотную подошел к Петросову, тяжелым взглядом окинул его с головы до ног.
— Не круто ли забираешь, полковник? Так и шею свернуть недолго.
— Я вас не понимаю, товарищ генерал...
— Врешь Петросов. Все ты понимаешь! И не строй из себя святошу! Ты на кого замахиваешься? На меня, который тебя в люди вывел? Воистину дали ослу райхон[4] понюхать, а он его съел.
Якубов со злостью ввинтил в пепельницу недокуренную сигарету.
