Фроська, только углядев красавца-коня, удивленно вскинул руку, намереваясь погладить того по шее, но, встретив недобрый взгляд Космяты, передумал:
— Ты смотри какой! — И всё-таки не удержался — погладил самыми кончиками пальцев по блестящей сизыми отливами шее вороного. — У черкесов отбил?
Степанков оглушил зычным: "Ну, пошёл". Жеребец всхрапнул, трогаясь с приседа, а лошадь послушно поплелась следом. Уже, отъехав, бросил:
— Отбил. После расскажу.
— С удовольствием послухаю. — Фроська снова обернулся к медлящему Валую: — А ты чего ждёшь? Бегом в штаб. Там тебя заждались уже.
— Арадов с ребятами где?
— Позже встретишься, они в ходах сейчас — последние крепи ставят.
— Добре. Тогда, дядя Фрося, просьба к тебе.
— Ну, давай.
— Ты наших станичников, что табун, оружие и всё добро, что мы в походе собрали, на берегу сторожат, пошли сменить. Они ещё больше нашего устали.
— Это за милую душу. — Старшина резво развернулся. Поймав глазом трёх Иванов, заканчивающих разгрузку. — А ну, добры молодцы, ко мне, живо!
Те, с любопытством поглядывая на запыленных казаков, неспешно приблизились.
— Так, хлопцы, берите тех казаков, что табун охраняют у крепости, и сообща гоните его через дальние ворота в город. И хабар весь, что с ними, туда же. Потом разбираться будем. Там загоны полупустые, в них и разместите. Азовцы вас встретят. Они знают, что делать. Понятно?
— Чего ж неясного?
— Добре, загоним.
— Действуйте. — Фроська подождал, пока казаки скроются за углом и, словно что-то вспомнив, вскинулся: — Эх, меня же у стены ждут, пушки выставлять.
Занятому на разрыв старшине предстояло переделать до вечера массу дел.
Ну, насчет "заждались" старшина слукавил. Валуй понял это, как только переступил порог штабного куреня.
За длинным столом боком и спиной к входу восседали знатные атаманы: вытянутый, тонкой кости Тимофей Лебяжья Шея — Яковлев, кряжистый с оспинами на щеках, что виднелись поверх седой бороды, Осип Петров, полевые атаманы: невысокий, с точёными чертами лица и складками в уголках губ, говорящими об упрямости, Михаил Татаринов и богатырь с умным взглядом светлых глаз, чуть ли не упиравшийся головой в белёный потолок Наум Васильев. На почётном месте в торце пустого стола устроился столетний старик Черкашенин, лицо в морщинах, словно в крупную полоску, а тыльные стороны тёмных ладоней усеяны узлами вен. Перед столом, заложив руки за спину, расхаживал Иван Косой, у него глаз затянут кожей, давно, ещё с молодости. От турок подарок. У окошка притулился Алексей Старой, задумчиво потиравший шрам на скуле. В том месте среди волос подстриженной воинской бородки выделялась смуглая блямба: волосы на рубце не росли. Стоял в сторонке, скрестив руки на груди, Тимофей Разин — отец Ивана да Степки Разиных, благообразный казак, внешне больше похожий на священника, чем на свирепого воина, каким и был. Похожие, как братья, оба приземистые, богатые бородами станичный атаман Абакум Софронов и войсковой подьячий Федор Порошин внимательно слушали, восседая на лавке у стены. Худые с вытянутыми суровыми лицами братья Тимоха и Корнилий Зимовеевы загораживали спинами вход в штаб. Навалившись грудью на спинку высокого стула, оставшегося ещё с турецких времён, о чём-то говорил Иван Каторжный — словно весь собранный из шрамов и рубцов, живого места не найдёшь: следы сотен схваток. Никто не обратил на вошедшего казака внимания. Остановившись у дверей, Валуй скинул шапку.
