Неожиданно в куширях зашуршало, и почти одновременно из-за деревьев на берег выскочили вооружённые ногаи. Человек десять.
Откуда они тут?! На остров так просто не пробраться, вокруг топкие места, а проходы только местные знают. Значит что? Предали? Но кто? Казаки не могли. Разве что пришлый…
— Эт, мать, — только и успел выдавить Валуй, кидая лодку к берегу.
Борзята уже искал глазами какую-нибудь дубину под ногами. Валуй, подскочив, сунул ему в руки весло. Сам ухватил наизготовку второе и, малость откачнувшись в сторону, чтобы не задеть брата, принял боевую стойку.
"А хорошо, что Василька-то не взяли, — мелькнула у Валуя мысль, и вдруг замельтешило в голове, словно обжегся и никак не выходит избавиться от заволокшей глаза боли, и хочется прыгать и выть. — А ведь лабец[15] и нам, и нашим. Раз пробрались на Остров, значит, сейчас и к куреням подкрадываются". Правда, ещё теплилась где-то глубоко слабая надежда: "Авось не проспят, отобьются". Но уже понимал: "Нет, не такие ногаи разбойники, чтобы дать казакам выскочить. Наверняка все продумали и окружили, не оставив ни щелочки". Скрипнув зубами, как от боли, Валуй крепче сжал весло.
Около десятка ногаев находили полукругом, презрительно и в то же время настороженно поглядывая на братьев. Их решили брать живыми, а это могло означать только одно: плен и рабство.
— Лабец нам. — Борзята озвучил мысль и перехватил весло посередине — так удобнее отбиваться в окружении.
— Ежели и так, лучше уж лабец, чем полон.
— Продадим жизни подороже. — Борзята первым ткнул в живот близко подошедшего врага. Тот охнул и согнулся. Валуй замахнулся в другую сторону.
Братья продержались недолго. С отчаянной решимостью они успели раз по пять порубиться вёслами, словно дубинами, свалили столько же врагов, но из оставшихся, самый шустрый, подкравшись сзади, набросил на голову Валуя халат. Пока тот освобождался, подлетели ещё двое, веревка захлестнула парня. Тут же и Борзята получил крепкий удар дубинкой по затылку, и небо качнулось, уплывая в темноту.
В первых лучах заревого солнца 22 июня 1641 года на севере от крепости у дубовых перелесков, что сопровождают Дон до самого верха, появились малые татарские разъезды. Их заметили дежурные на стенах. Среди них этой ночью оказался и Дароня. Он отправил к атаманам молодого напарника, суетливого, по-татарски широкоскулого Гераську, а сам остался наблюдать за врагом. Атаманы собирались недолго. Осип Петров и Иван Косой, оказавшиеся ближе всех, быстро забрались по приставной лестнице.
