— Наверняка он в лаборатории, — предположил мой спутник. — Он либо неделями там не бывает, либо сидит с утра до ночи. Если хотите, поедем туда сразу после ресторана.
— Очень хорошо, — ответил я, и разговор свернул на другие предметы.
По дороге из «Холборна» в госпиталь Стэмфорд сообщил мне новые подробности о человеке, которому я собирался предложить соседство.
— Если вы не уживетесь, меня не вините, — сказал он. — Я с ним знаком только по случайным встречам в лаборатории. Это была ваша идея, так что не обессудьте.
— Если не уживемся, то разъедемся, да и все. Сдается мне, Стэмфорд… — Я пристально вгляделся в своего спутника. — Сдается мне, вы неспроста хотите умыть руки. В чем дело? У него такой уж скверный характер? Хватит ходить вокруг да около.
— Нелегко объяснять то, что объяснению не поддается, — усмехнулся Стэмфорд. — Холмс, на мой вкус, чересчур погружен в науку — я бы сказал, до бесчувствия. Могу вообразить, как он дает какому-нибудь приятелю щепотку новейшего растительного алкалоида — без всяких недобрых намерений, единственно из желания узнать, как он действует. В его оправдание: думаю, он с готовностью поставил бы тот же опыт на себе. Похоже, у него тяга к точному знанию.
— Очень правильная тяга.
— Если не доводить ее до крайности. Она выглядит несколько странной, когда он, к примеру, избивает палкой трупы в прозекторской.
— Избивает трупы?
— Да, чтобы выяснить, могут ли у мертвых возникнуть синяки. Я собственными глазами видел его за этим делом.
— И все же — предмет его занятий не медицина?
— Нет. А что именно — одному Богу известно. Но вот мы и пришли, и скоро вы сможете составить собственное представление о моем знакомом.
Мы свернули в тесный переулок и через низкую дверцу проникли в боковое крыло обширного госпиталя. Мне все здесь было знакомо, и я не нуждался в проводнике, пока мы поднимались по мрачной каменной лестнице и шли по длинному коридору с белеными стенами и серовато-коричневыми дверями. В дальнем конце, сбоку, виднелся арочный проход в химическую лабораторию.
В обширной комнате с высоким потолком стояло рядами и валялось в беспорядке великое множество склянок. Там и сям на широких и низких столах громоздились реторты, пробирки, мерцали голубыми огнями миниатюрные горелки Бунзена. Людей не было, кроме единственного исследователя; с головой уйдя в работу, он склонился над дальним столом. Заслышав шаги, он обернулся и вскочил с ликующим возгласом.
