И опять среди трех идущих по городу людей воцарилось молчание. Каждый из них думал о чем-то своем, но в одном их мысли сходились: той жизни, которая была у них прежде, больше не будет. Они не обращали внимания даже на косые взгляды презрения со стороны горожан, которым напели про них то, что кому-то было выгодно.
— Надо посетить дом Аврелия и сообщить известие его жене. Хуже уже не будет, — проговорил Корнелий без всяких эмоций.
Кристиан и Ливерий лишь молча кивнули в знак одобрения.
Всю дорогу они шли и думали о том, что же теперь будет с ними и как сказать жене приятеля о его гибели, принести ей страшную весть о том, что теперь она может рассчитывать лишь на себя. Подойдя к ее дому, они какое-то время стояли напротив, не решаясь приблизиться к двери и постучаться. Они смотрели друг на друга, и в их глазах читалась неловкость из-за чувства вины за то, что Аврелий не стоит сейчас рядом с ними. Но больше всего Корнелия терзало чувство той беспомощности, охватившее его в момент сражения рядом с бесстрашным другом и прекрасным солдатом, которого он не смог прикрыть. На него вновь нахлынуло откуда-то изнутри осознание того, что уже ничего не поправить, и горло в момент пересохло так, что он закашлялся и тяжело вздохнул.
Пока они стояли в нерешительности около дома, к ним со спины подошла молодая женщина с маленьким ребенком. Малыш крепко сжимал руку матери, стараясь поспеть за ее быстрым шагом. Увидев пришедших, она замерла и долго смотрела на них. Ее глаза словно остекленели из-за наполнивших их горьких слез, а ноги ослабели и стали ватными. Присев на скамейку, она дрожащей рукой прикрыла рот и негромко всхлипнула. Все трое обернулись.
— Сам скажешь или мне? — тихо, еле слышно проговорил Ливерий.
— Сам, — глядя в сторону, сквозь зубы ответил Корнелий и направился к девушке. Подойдя, он присел рядом.
— Аврелий… он жив? — чуть слышно спросила она, посмотрев Корнелию в глаза не моргая.
Корнелий опустил голову и тихо произнес:
— Мне очень жаль…
— Почему ты не спас его? Почему?! — кинулась она на него, стуча руками по его груди, и слезы ручьем полились из ее глаз. — Почему, я тебя спрашиваю?! — продолжала она. Маленький мальчик зарыдал и обхватил ногу матери со словами:
— Мама, мама, не плачь. Почему ты плачешь? — взахлеб ревел паренек.
Корнелий сидел и ничего не мог ей ответить, только молча мотал головой, пытаясь не смотреть на нее.
— Прости нас, Ливия. Прости, — повторял он чуть ли не шепотом, пока на его лицо и тело обрушивались женские удары. И ему казалось, что они намного больнее ранят его, чем все его шрамы, полученные за долгую службу. Он сидел и даже не пытался сопротивляться. Кристиан и Ливерий осторожно оттащили от него обезумевшую от горя женщину и проводили ее с малышом домой. Успокоив вдову, они через некоторое время вышли обратно к Корнелию.
