— Я художник, герр обер — лейтенант, а не нацист.
— Тогда сдружимся, — сказал Крамер. — Я научу тебя как выжить на этой войне.
В рейд пойдем, посмотрим, на, что ты способен. А теперь студент, давай шевели окороками. Наши парни, наверное, заждались нас. Тем более, что ждет нас шнапс и отварная телятина с хреном.
Уже вскоре после вылазки мы вернулись на базу в блиндаж. Первым делом Крамер, помыл лицо и руки. Он по своей натуре был чрезвычайно чистоплотен и постоянно следил за личной гигиеной, что спасало его от кишечных инфекций, которых на фронте было несметное количество.
Разведка в такие морозы валялась на нарах и до распоряжения начальства не высовывала носа, за исключением случаев, когда наши асы сбрасывали почту. Несмотря на всеобщий разгром и руины, в подвале церкви поддерживалась чистота. Штаб полковника Зицингера находился прямо над нами — внутри самой церкви. Высокая колокольня была цела, и с неё открывался удивительный вид на местные просторы. С этой точки КП корректировщики корректировали огонь по укреплениям красной армии, сосредоточенной вокруг города.
Вокруг церкви находились разрушенные дома. В некоторых засели солдаты нашего полка, присмотрев себе прочные кирпичные подвалы. Я не знал тогда, чем для меня окончится эта война. Мне, как и всем хотелось жить. Невидимые руки тянули за ниточки, а мы подобно марионеткам делали то, что хотели наши правители. У русских было примерно также. На фронте каждый солдат чувствовал, что он малюсенький винтик в этой огромной машине смерти. Огромные жернова этой гигантской мельницы, перемалывались судьбы людей и целых народов. Страдали все, а мы, словно бойцовые петухи, бились на полях сражений в угоду амбиций наших фюреров.
Описать весь кошмар и ужас блокады я вряд ли смогу. Ни в одном языке нет таких слов, чтобы выразить страх и те страдания, которые выпали на долю тех поколений. В течение двух лет беспрерывной войны, я вопреки пропаганде научился уважать противника.
Каждый день на протяжении последних месяцев на город обрушивались сотни тонн бомб, снарядов и свинца. В подобной обстановке выжить было невозможно. Ценой огромных потерь большевики старались вернуть город. А мы также, ценой жизней старались удержать этот город, ставший для многих нас братским захоронением. Нам было страшно. Страшно было остаться без этих глубоких купеческих подвалов и толстых кирпичных стен, которые спасали нас не только от ураганного огня советов, но и знаменитых русских морозов. Страшно было в такой холод оказаться вне стен, да еще и на открытом поле. Это было полное самоубийство и замороженные трупы, торчащие из снега, были подтверждением суровости русской зимы…
