И в маршрутке усталой, с запотевшими стеклами, со сползающими разноцветными слезами по стеклу, а рукой проведешь — во влажности за стеклом различаешь с трудом силуэты города.
Всегда, всегда она на сердце ощущала особенную, тонкую, околдовывающую тоску, пьянящую и звенящую, похожую на иступленную танцовщицу, что завороженно двигается под звуки флейты времени.
С детства она искала ответы между строчек множества книг. Они длинными рядами пылись на полках в родительской библиотеке и, заходя туда, Иша брала очередную книгу, садилась на ковер цвета молодой, сочной травы и погружалась в чтение.
Достоевский раскрывал перед ней бездны человеческих сердец.
Такие живые и настоящие, искренние герои его книг, страстно проживающие свои жизни, заставляли ее очень остро сопереживать им. Все его книги она запоем прочитала еще в юные годы и затем перечитывала помногу раз.
Пруст зачаровывал мерным плетением слов, которые в конечном итоге сливались в великую симфонию ускользающему времени.
Сартр впервые заставил ощутить тошноту существования, а Ницше с его наивным криком: «Бог мертв», смешил Ишу.
Бесстыдный Генри Миллер открывал природу безудержного вожделения, а Мураками саму суть жизни, забытую в старом отеле «Дельфин».
Искала она и в картинах великих художников. Ишу охватывал трепет в залах со старинными полотнами, на которых бушевала страстная, великая жизнь.
Герои выражали чувства через магию красок и ей иногда казалось, что полотна втягивают ее в эту особенную, столь наполненную, хотя и застывшую навечно, жизнь.
В литературном журнале, она однажды прочитала историю невероятной Фриды Кало, которая своим трагизмом, жаждой любить и быть любимой, своим безудержным и безумным талантом, глубоко поразила юное сердце.
С тех самых пор выбор стал очевиден: только рисование.
«В моей крови, в моих слезах, в моей жизненной силе — только ты».
«О, милая Фрида» думала Иша, держа на коленях журнал и глядя в засаленное окно шатающегося трамвая: «Мы с тобой чем-то похожи».
В центре города, родители сняли для нее небольшую двухкомнатную квартиру и в одной из комнат, отведенной под мастерскую, у правой стены стоял громадный холст.
На нем она изобразила сияющего человека со сложенными ладонями. Его глаза, наполненные любовью и состраданием, казалось смотрели в самое сердце и проникая в него, оставляли там светлое и легкое чувство.
Многим нравилась эта картина, а несколько забегавших к ней время от времени знакомых, даже хотели купить ее, но Иша отвечала категорическое «нет».
