В ходе одной из своих экспедиций я нашел замерзшего до смерти индейца, который отправился куда-то на мотосанях, не прихватив с собой снегоступов. Его мотосани сломались, и он смог пройти по очень глубокому снегу лишь десять-двенадцать метров… А этого оказалось недостаточно для того, чтобы добраться до деревьев, на которых он смог бы обломать ветки и развести костер, чтобы продержаться до тех пор, пока его разыщут.
Эти два примера — а я знаю их очень много — свидетельствуют о том, что, пребывая на природе в условиях сильного мороза, нельзя допускать никаких ошибок. Для того, кто хорошо оснащен, имеет определенный опыт и ведет себя осмотрительно, холод не так уж опасен, как может показаться. Однако легкомысленное поведение может привести к трагедии.
В течение многих лет, частенько вспоминая индейца, замерзшее тело которого я увез на своих санях и передал его родственникам, я приучился быть мнительным, как какая-нибудь старая обезьяна.
К раннему утру собаки стали похожи на большие белые шарики. А еще — на знаки препинания, расставленные с обеих сторон линии, образуемой хорошо натянутым стейк-аутом. Я обожаю манеру, в которой они сворачиваются клубочком, аккуратно поджимая лапы и защищая густой шерстью хвоста от холода нос и подушечки лап — самые чувствительные к холоду части тела. Густой мех даже при самых низких температурах служит для их тел надежной защитой от всепроникающей стужи, позволяя им сохранять тепло. Когда они лежат подобным образом, единственным признаком жизни является белый пар, который поднимается столбиком вверх в ледяной воздух от мордочки, прикрытой шерстью хвоста. Если бы не этот пар, собаки могли бы показаться мертвыми, ибо лежат они абсолютно неподвижно, не издавая ни звука.
Когда я выбираюсь из спального мешка, который играет для меня такую же роль, как для диких животных их шкура с густым мехом (ибо эволюция постепенно лишила человека такой шкуры и он заменил ее одеждой), некоторые из собак — в том числе Бюрка, Дарк и Мивук — открывают один глаз. Открывают они именно один глаз, а не оба, и не делают при этом никаких движений, в результате которых холодный воздух мог бы добраться до уязвимых частей тела (потягиваться они начнут намного позднее)… Пока что они просто внимательно наблюдают за мной, замечая каждое из движений, в которых заложен какой-то смысл. Я развожу костер, завтракаю, готовлю питьевую воду и их похлебку. Собаки встают лишь тогда, когда я начинаю раздавать теплую воду, в которую добавлено несколько крокетов. Это что-то вроде очень легкого завтрака: с полным животом они бежать не смогут. Чуть позже я надеваю на них шлейки, позволяю немного побегать неподалеку, чтобы они размяли лапы, готовлю сани и затем с помощью постромок присоединяю шлейку собак к потягу, поочередно подзывая каждую из них, чтобы они не пытались самостоятельно подходить и занимать свое место в упряжке.
