Едва выбравшись, мы сталкиваемся с другой трудностью, а именно с колеей, тянущейся прямо по середине склона. Двигаться по ней приходится на одном полозе, и это оказывается занятием отнюдь не легким, потому что мне необходимо одновременно и руководить собаками, и подталкивать вперед сани, и управлять ими, и пытаться удержать их в равновесном положении, и умудряться не поскользнуться и не упасть… Происходит неизбежное: сани переворачиваются и катятся вниз по склону, увлекая за собой собак, которые взвизгивают от страха и цепляются за землю когтями, пытаясь остановить сани.
Ну как можно рассчитывать на то, что мы сумеем куда-то добраться с такой скоростью?
Неудачи следуют одна за другой. Я вскоре сбиваюсь со счета, сколько раз мы соскальзывали вниз, падали, задерживались у препятствий всевозможных типов. Я начинаю ненавидеть эту долину и мечтаю только о том, как бы преодолеть подъем и оказаться на склоне, на котором можно было бы регулировать скорость саней, а следовательно, скорость собак. Такой склон был бы для нас хотя и сложным, но наверняка менее опасным.
Мы преодолели уже так много трудностей, что вскоре я даже не допускаю мысли о том, чтобы повернуть назад. Я предпочитаю двигаться дальше, хотя впереди нас могут ожидать неприятные сюрпризы, и не готов отправиться обратно и снова пройти по участкам, на которых столько намучился. Это, безусловно, глупо, поскольку впереди простираются несколько сотен километров гор, тогда как за моей спиной — всего лишь один-единственный километр трудного маршрута. Однако тут нужно учитывать менталитет такого авантюриста, каким являюсь я…
Я снял куртку, одну из двух своих теплых подкладок и полностью расстегнул застежки-молнии, поскольку потею, несмотря на холод, который царит в этой тенистой долине, зажатой между крутыми склонами. На подъеме температура моего тела не снижается, скорее наоборот, ведь я наталкиваюсь на всевозможные препятствия, которые заставляют меня то и дело наклонять сани то в одну сторону, то в другую. Телосложение у меня отнюдь не атлетическое, и приподнимание тяжести в сто пятьдесят килограммов — это для меня тяжкая работа. Мои силы тают, а потому я вынужден очень часто делать остановки. Это, однако, не сдерживает движения моих друзей-монголов, потому что, хотя они едут верхом и могут проехать, в общем-то, где угодно, путь им то и дело преграждают деревья, поваленные осенней бурей, и приходится разрубать эти деревья топором или распиливать пилой, которую один из проводников привязал сзади к своему седлу.
