— И откуда он едет?
И так далее, и тому подобное… Если тот, кто рассказывает, чего-то не знает об этом французе (о котором он узнал от кого-то еще, который, в свою очередь, тоже узнал о нем от кого-то еще), то попросту начинает фантазировать, расхваливая собак и их погонщика и сочиняя мне репутацию, не имеющую никакого отношения к реальной действительности данной экспедиции, которая не несет в себе ничего героического. Это ведь всего лишь длинное путешествие, в котором, если кто-то и заслужи вает похвал, так это только мои собаки.
Они, кстати, после суток отдыха и дня, проведенного на ярком февральском солнце, вихрем устремляются вперед. Несколько секунд спустя я уже далеко от своих новоиспеченных друзей, которые, как я слышу, еще что-то кричат мне вслед. Я оборачиваюсь в последний раз, а затем исчезаю у них из виду за вереницей ольх, растущих вдоль реки, по поверхности которой больше ехать не буду, потому что она замерзла недостаточно хорошо и таит в себе много опасностей. Собаки, похоже, ужасно рады тому, что им не нужно бежать по коварному льду, а потому мчатся сейчас с большим рвением. Сани движутся с красивым посвистыванием, подминая под себя торчащую из-под снега траву. Ее стебли высотой от пяти до двадцати сантиметров зачастую скрывают тоненький слой снега, покрывающего землю. Сани скользят по этой смеси травы, снега и песка с легкостью, на которую я никак не рассчитывал.
Я мчусь на упряжке в течение доброй четверти часа, а затем останавливаю собак, начав беспокоиться из-за того, что высокая трава, чьи стебли похожи на нить для нарезки сливочного масла, может запутаться между пальцами собак, вызвать раздражение или порезать кожу между ними. Собаки рассержены тем, что их вдруг остановили, и шумно выражают свое недовольство. Поскольку на этой рыхлой массе из песка и травы от якоря нет никакого толка, я кладу сани на бок. Дарк и Вольф пытаются вдвоем сдвинуть их с места.
— Да-а-а-а-а-а-арк! Нет! Во-о-о-о-ольф! Нет!
Я кричу довольно громко, чтобы дать им понять, что не шучу. За те двадцать минут, которые требуются для того, чтобы надеть на сорок лап ботинки, я несколько раз прикрикиваю на собак угрожающим тоном. Не так-то просто надеть ботинки волнующимся собакам, которые то и дело дергают лапами, поэтому, завершив эту работу, я вздыхаю с облегчением и поднимаю сани, чтобы снова тронуться в путь.
Едва я ставлю сани на полозья, как собаки, изнывающие от нетерпения, сразу же пытаются потащить их за собой. Они как будто сговорились: «Ну ладно, постояли — и хватит. Сейчас продолжим путь и уже долго не будем останавливаться!»
