Критически мыслящая личность, однако, формулирует Лавров, действует уже не исходя из своего интереса, а из нравственного требования, поскольку ее прямой интерес состоял бы в сохранении существующего порядка вещей, позволяющего ей занимать привилегированную позицию относительно большинства; в рамках индивидуального интереса у нее не может быть мотива к подобному действию, а если обращаться к долгосрочным интересам самого меньшинства, о которых речь шла дальше, то преследование и этих интересов со стороны индивида уже предполагает нравственное измерение.
Понятие «критически мыслящей личности», впрочем, для Лаврова – тавтология, поскольку личность и предполагает критическое отношение к действительности, возможность занять (сознательно) позицию по отношению к ней – а так как действительность несовершенна, то, если не считать данное несовершенство неизбежным (т. е. речь не идет о достижении совершенного строя, а только о возможности преодолеть данные несовершенства, возможно для того, чтобы в дальнейшем породить еще большие), для личности, т. е. для человека, обладающего нравственными побуждениями, требованием долга становится действие, направленное на изменение существующего положения вещей.
Акцент на критическом отношении к действительности важен и в другом ключевом для Лаврова моменте – в неопределенности прогресса, невозможности из текущей ситуации однозначно определить, что будет прогрессивным, а что не будет таковым:
«Как же узнать в данную минуту истории, где прогресс: которая из партий его представительница? На всех знаменах написаны великие слова. […]
Незнающему, немыслящему, готовому идти за чужим авторитетом выбрать нельзя, не ошибаясь. Никакое слово не имело за собой привилегии прогресса: он не втиснулся ни в одну формальную рамку. Ищите за словом его содержание. Изучайте условия данного времени и данной общественной формы. Развейте в себе знание и убеждение. Без этого нельзя. Только собственное понимание, собственное убеждение, собственная решимость делают личность – личностью, а вне личности нет никаких принципов, нет прогрессивных форм, нет прогресса вообще. Важно не знамя, важно не слово, на нем написанное, важна мысль знаменосца» (стр. 143–144).
При этом «едва ли есть такое скверное дело, которое решительно нельзя было бы подвести ни под один из великих принципов» (стр. 146). Если угодно, то прогрессивное / регрессивное может быть зафиксировано лишь post factum – от действующего лица закрыт объективный смысл его действия, равно как он мыслит себя действующим свободно, и эта «неизбежная иллюзия» является «субъективным фактом», независимо от теоретических положений (стр. 146–148):
