Вид щенка ужаснул меня. Дрожащий каждой жилкой, с рёбрами, выпиравшими, точно прутья каркаса, он, скуля, смотрел на открывшееся ему пиршество глазами, полными слез. Я поднялся было со своего ящика и огляделся, отыскивая черпак, но Кулаков, опередив меня, уже наполнял кашей глубокую алюминиевую миску. Отнеся ее в дальний угол каюрни, он поманил щенка. Дважды приглашать не пришлось. Щенок бочком проскользнул мимо косившихся на него собак и в минуту опустошил миску. Вылизав ее дочиста, он красноречивым взглядом намекнул о добавке.
— Перебьешься, — сказал Кулаков. — Ты с голодухи слона сейчас схаваешь, а потом заворот кишок получишь. Недельку на диете посидишь.
Поняв, что добавки не будет, щенок понюхал и еще раз облизал миску, а потом, выбрав в углу местечко потемнее, свернулся там калачиком. Перловка хотя и не самая калорийная из каш, но, сдобренная изрядной порцией нерпичьего мяса, с лихвой восполняет дефицит калорий, о чем лучше всего говорил весь вид щенка. Тепло съеденной каши действовало на него как эфир на усыпляемого, он совел буквально на глазах.
Укрывая щенка старым ватником, Кулаков придирчиво осмотрел его.
— Рахитик, — констатировал он. — Ноги что у таксы, придется лечить.
— Чем? — поинтересовался я.
— Рыбьим жиром, чем же еще. По ложке перед едой — ноги как у балерины станут.
— Чей же он все-таки, как ты думаешь?
— А кто его знает. Тут в сопках одичавшие собаки живут, может, оттуда прибежал. Хорошо, что кобелек, кобельки мне нужны. Через месячишко придет в норму, а к зиме, глядишь, в упряжку поставлю.
И тут я сказал:
— Слушай, Женьк, отдай его мне, а?
Кулаков пожал плечами.
— Бери, мне что — жалко? Только что ты с ним делать будешь? Тебя же по целым дням дома не бывает, а за ним уход нужен. Он, пока не приучится, в каждом углу делать будет. Замучаешься убирать.
— Не замучаюсь, — сказал я оптимистически. — Ты лучше дай-ка мне рыбьего жира на первый случай.
Кулаков раскидал лежавший у стены ворох старых нерпичьих шкур и извлек из-под него бутыль зеленого стекла.
— На, отлей сколько надо. Не забудь: по ложке перед едой. Недели две попьет, а там посмотрим.
Я мою щенка. — Бессонная ночь. Что делал щенок, оставшись один. — Приборка и мои попытки изолировать щенка. — Долго ли так будет продолжаться? Мое терпение лопается. — Последствия моей выходки
Дома я прежде всего вымыл щенка. Запаршивел он сильно, и я не жалел ни воды, ни мыла. Процедура щенку явно нравилась, он сидел в тазу не брыкаясь и только жмурился от удовольствия, когда я почесывал ему особенно грязные места. На каюрне он показался мне темным, почти черным, но теперь, после каждого нового таза, светлел и наконец приобрел свой натуральный окрас — светло-серый, с коричневыми вкраплениями.
