Получается, и этот парень из Первой конной — «тоскующий убийца» Сидоров страдал зарубежной «грустью»? И не испанской, а именно итальянской? И он тоже был анархистом, имел отношение к батьке Махно и Волину-Эйхенбауму (теперь наоборот: не путать с «нашим» Волей-Ревзиным), был ранен, «сунулся в Кремль с планом настоящей работы», был отвергнут и теперь умоляет «невесту, которая никогда не станет женой» посодействовать в отправке в Италию для убийства короля. Если убрать художественный вымысел, которого тут, понятное дело, немало (в сохранившихся фрагментах дневника Бабеля, из которого он почерпнул немало деталей сюжета книги, ничего похожего нет), местами «Солнце Италии» загадочным образом напоминает историю с незарегистрированным мужем Люси Ревзиной — Жоржем Голубовским с его метаниями из-под черных знамен под красные, поездкой в Москву, визитом с каким-то планом тайных действий к влиятельному члену Польской компартии и прочими странно совпадающими деталями. Но ведь Георгий Голубовский был приговорен к высшей мере наказания? Был. И, как мы помним, ему невероятно повезло — расстрел был заменен на заключение в концлагерь. Но и этого не случилось. Известно (без подробностей), что позже, через полгода после ареста, то есть к лету 1920 года, Георгий Григорьевич был амнистирован, направлен то ли на фронт, то ли за его линию, но в любом случае в Красную армию[138].
Вне зависимости от того, был или нет у героя Бабеля реальный прототип, испытывающий острое желание помочь «итальянским товарищам» в борьбе с нарождающимся фашистским движением и просящий о содействии «невесту-жену», Елена Константиновна Феррари в тот период была очень занята.
Как мы помним из официальной версии, весь 1920 год она провела в Москве, обучаясь на курсах разведки, что противоречит некоторым документам[139]. Возможно, такое разночтение связано с тем, что личное дело было заведено на Голубеву Ольгу Федоровну как на агента Региструпра Феррари Елену Константиновну (она же «Голубковская») только 12 января следующего, 1921 года[140]. Подобных случаев в бюрократической части истории советских спецслужб великое множество: агенты, завербованные в войсках, за линией фронта, на территории, оккупированной интервентами, могли сотрудничать с разведкой много месяцев, пока очередной начальник в ходе очередной реорганизации не ставил задачу привести в порядок документы и оформить личные дела на сотрудников и агентуру установленным образом
