В 1920 году входил в состав редакции газеты «Великая Россия». В ноябре вместе с остатками армии генерала Петра Врангеля эвакуировался из Крыма в Турцию. Жил в Константинополе, где до ноября 1921 года возглавлял бюро печати главного командования Русской армии. Позже обосновался в Париже, где работал в редакции газеты «Возрождение» и состоял членом правления Союза русских литераторов и журналистов[149].
Николай Николаевич Чебышёв оставил после себя исключительно ценные воспоминания о жизни в Константинополе, страдающие, однако, одним, общим для многих мастеров пера, изъяном. Несмотря на свое судейское прошлое, Чебышёв, едва почувствовав себя журналистом, настолько поверил в собственное величие и в непревзойденную значимость своей новой работы, что сразу же счел ее бытописательским подвигом. Результат — распространенная ошибка генералов от литературы: высказывать свои и чужие идеи под маской документалистики, забывая нередко о важности деталей, необходимости перепроверки сомнительных фактов и недопустимости представления ситуации единственным вариантом развития событий. Его привилегированное положение при Врангеле позволяло ему переживать галлиполийское сидение как константинопольский отпуск, и книга Чебышёва «Близкая даль» полна воспоминаниями о местных ресторанах и чудесных пляжах. Поближе к одному из них он, с благословения главкома, позволил себе поселиться, чтобы во время жаркого турецкого лета почаще принимать морские ванны. Неудивительно, что турецкая благость во время эмигрантской чумы легко сочеталась у него с мыслями об историческом значении Врангеля и особых надеждах на «черного барона» той части константинопольского бомонда, которая верно — по мнению Чебышёва — оценивала стратегическую перспективу борьбы за очищение России от большевиков.
Николай Николаевич был ярким представителем старой, монархической России, для которого принятие даже буржуазной Февральской революции как свершившегося факта стало непростым решением. Представлять большевиков хотя бы как силу, заслужившую победу в Гражданской войне, — такое Чебышёву не могло присниться и в страшном сне. Впрочем, это не так уж важно по сравнению с тем, что в силу своего служебного положения Чебышёв знал и в «Близкой дали» рассказал нам многое из того, что для сотен тысяч русских эмигрантов в Европе в то время оставалось слухами. Проблема в том, что процентные доли соотношения правды и вымысла в чебышёвском повествовании вычислить непросто, а порой и невозможно. И все же нам придется заняться этим, потому что как минимум в двух событиях, о которых рассказывал Николай Николаевич, могли участвовать наши герои: Особая группа Разведупра и лично Елена Константиновна Феррари.
