Клямин стоял в тишине. В вялом хмельном сознании просыпался стыд. Ему хотелось извиниться, и он принялся давить на кнопку звонка. Но дверь не открывали…
Перебирая руками по холодной стене, он приблизился к лестничному маршу и налег грудью на перила.
«Напился, болван, — корил себя Клямин. — Это ж надо. Стыдно-то как… Стыдно… Скорей бы добраться до квартиры…»
Ступеньки пропадали, прогибались или вдруг поднимались дыбом. Он почувствовал, что кто-то берет его под мышки. В кругах плавающего света он опознал длинное лицо Додика. Контуры его растекались, сливаясь с бурым тоном стены. Отдельно глаза, отдельно уши, нос.
— Я помогу вам. Обопритесь на меня, пожалуйста, — говорил Додик.
Так они добрались до площадки третьего этажа. К дверям квартиры Клямина был приставлен расписной деревянный поднос. Тот самый, с которым Клямин ввалился к старику Николаеву.
Клямин стукнул по нему ногой. Поднос загремел, точно лист фанеры.
— Все на меня обижаются, — хныкал Клямин. — Почему так, Додик? — Клямин шарил по карманам, разыскивая ключ. — Почему так, Додик?
— Просто вы немного выпили, — признался Додик. — Но это пройдет. Кто на вас обижается? Вы же сейчас как ребенок… Мне бабушка сказала: «Пойди пригляди за ним. Он может упасть в мусоропровод».
Клямин согласно кивнул. Ему было жаль себя.
— Мне, Додик, нехорошо. — Он еще раз всхлипнул. — Я завтра извинюсь перед вами. Возьму бутылку, приду извинюсь.
— Приходите, — ответил Додик. Он был воспитанный молодой человек, студент консерватории. — Но лучше не завтра. Это будет слишком часто, а у папы больное сердце.
Клямин понимающе кивнул, промямлил что-то насчет своих связей в аптекоуправлении.
— Он химик, да? Я вспомнил.
— Химик, — согласился Додик. — И мама — химик.
— Все химики… Слушай, Додя, я попрошу тебя об одной штуке. А?
Додик придерживал Клямина за плечи.
— Я тебе сейчас дам порошок. Если он химик, пусть узнает, что это за порошок. Сумеет?
— Думаю, сумеет. — Додик уже устал. — А что это за порошок?
— Хрен его знает. Тайна… Договорились? Да, Додик? Наконец ключ попал в скважину и сделал свое дело.
Ему снилось море. Он лежал на палубе какой-то квадратной лодки, и волна захлестывала его сверху. Или это был плот… Ему снился друг детства, шестилетний мальчик, погибший во время бомбежки. Мальчик в генеральской форме танцевал с прачкой из соседнего дома, прозванного «бильдингом». Прачка снимала меховую накидку и превращалась в Наталью. А Клямин играл на скрипке по нотам. Ноты держал Додик Борисовский в образе скаковой лошади с лентами вместо хвоста. Звуки скрипки были какие-то дикие, торопливые, резкие…
