— Чего ждешь, Серафим? Барабанные палочки? — благодушно проговорил толстяк, перебирая пальцами в мешке. — Попроси как следует. Не привык?
— Серафим Куприянович привык платить, а не просить, — вставил гладкотелый и белобрысый игрок, которого назвали Параграфом.
Шнурок стянулся в узел, и Антон принялся терпеливо разводить петлю. Наконец он справился с ней, разулся, затем стянул голубые носки. Клямин почувствовал, как им овладевает блаженное и легкое состояние, даже в воду идти расхотелось. И неясное предчувствие, которое тяготило его с самого утра, отступило, забылось…
Дремотную тишину пляжа огласил женский голос:
— На моих уже половина пятого.
Клямин повернул голову к Серафиму:
— Слышь, Серафим, половина пятого. У меня заказ на шесть тридцать. Еще километров восемьдесят чеканить.
Серафим поправил фишку на картоне планшета и уставился на благодушного выкликалу в предчувствии долгожданной цифры. Толстяк не торопился; он высвободил руку из мешка. Растянув в улыбке хитроглазое лицо, взял бутылку с минеральной водой и отхлебнул глоток. Нос его, тяжелый, с фиолетовыми прожилками, покраснел от колкого газа. Толстяк чихнул, утерся концом махрового полотенца, оглядел таксиста повлажневшими глазами:
— Что, Антон, любят тебя бабы?
— Не пренебрегают? — вставил Параграф.
— Имею честь, — туманно ответил таксист и с недоумением взглянул на Параграфа. С этим белобрысым он не был знаком. Но где-то встречался, это точно. Так и не вспомнив — где, Клямин добавил: — Учти, Серафим, минут через тридцать я уеду.
— Подождешь, — вскользь обронил Серафим. Коротко и невыразительно, как бы провел взглядом по давно знакомой картине. — Что пить-то будешь? Коньяк? Джин?
— Я за рулем, — ответил Клямин.
— Он за рулем, — подтвердил Параграф.
— Я тоже за рулем, — усмехнулся Серафим. — Мы все за рулем.
— Что-нибудь безалкогольное. Если есть, — согласился Клямин.
Серафим кивнул в сторону сумки-холодильника. Возьми, мол, сам.
Клямин обвел глазами навес, заметил висящее на столбе клетчатое кепи. Снял. Обнаружил под кепи ржавый гвоздь. Поднес к нему бутылку пепси-колы. Зацепив нашлепкой, дернул. Коричневая холодная жидкость выплеснулась на руки и покрыла смуглую кожу белесыми кружевными разводьями. Запрокинув голову и плотно обхватив горлышко губами, он принялся пить. Он как бы играл на саксофоне и поднимал подбородок все выше, беря трудные ноты.
Опорожнив бутылку, Клямин швырнул ее в песок и вышел из-под навеса. Постоял, жмурясь от резкого света. Казалось, солнце гигантским парашютом прильнуло к песку, и Клямину приходилось ступать по его нагретому и обессиленному куполу.
