Рассказы о собаках [из сборника «Море. Тундра. Собаки»] | страница 20

Зимин, орудуя ножом, выкопал могилу, застелил ее хвоей и уложил своих друзей.

…Если идти с горы по медвежьей тропе к морю, то увидишь слева на кедровом стволе вырезанные слова:

Да. Это был один из старых обитателей курильского острова, громадный медведь. Теперь его шкура — редкой красоты, с густой бурой шерстью — украшает стену в доме поселкового доктора. У Зимина остались только две нержавеющие латунные гильзы да вечная память о друзьях-собаках.

По набережной улице большого приморского города бежала маленькая собачонка. Мир для нее только открывался. Он был очень велик, этот мир. Огромные серые здания поднимались к облакам бездонного голубого неба. Тротуар тянулся широкой бесконечной лентой. По проезжей части дороги с шумом катились гигантские машины. Гигантским было все: и весеннее солнце, и горы, и бухта Золотой Рог. Даже обувь людей по сравнению с собачонкой казалась непомерно велика. Ботинки поднимались и опускались: черные, белые, коричневые и желтые; с каблуками и без каблуков. Они двигались навстречу, шли сбоку, обгоняли, скользили, прыгали, проплывали и пролетали, обдавая собачонку запахом крема, резины, кожи и брезента.

Собачонка крутила головой, старалась успеть рассмотреть их, понюхать, познакомиться. Но они, опустившись, тут же поднимались и исчезали. Каждый из этих скороходов мог толкнуть, отбросить, придавить маленькую собачонку. Но нет. Ни один ботинок не опустился на нее. И все-таки ей было страшно. Ух как страшно одной, без родных и знакомых, без дома, без друга на многолюдной улице.

Собачонка останавливается, приветливо машет хвостиком и домам, и улице, и солнцу, и людям, и даже ботинкам. Но никому до нее нет дела. Обидно. До слез обидно. Собачонка садится и скулит. Она голодна. Она устала.

Вдруг возле нее остановился один ботинок, затем второй. Собачонка уставилась, перестала скулить, ткнулась носиком в черную кожу блестящей пары, обнюхала и посмотрела вверх. Перед ней стоял человек. От него пахло свежим морским ветром и весенней теплотой земли. Большие руки протянулись к ней, и собачонка почувствовала нежное прикосновение и приятное почесывание за своим обвислым ушком. Потом в ее маленькую пасть ткнулась вкусная конфетка.

— На, ешь! — сказал человек, и его ботинки, поднимаясь и опускаясь, медленно удалились.

Собачонка не стала доедать лакомство. Она побежала вдогонку за большим и добрым человеком, инстинктивно чувствуя в нем свою защиту, своего друга.