- И представились Синайскому как?...
- Как дочь бывшего царя Анастасия Николаевна Романова.
- Опять двадцать пять! Да что ж это такое?!
Кузин вскочил и заходил по комнате, не обращая внимания на знаки которые ему делал из своего угла Финкельштейн.
- Так вы Мария или Анастасия, давайте же внесем, наконец, ясность!
- Давайте, - спокойно и тихо сказала Надежда Владимировна. – Я же вам пытаюсь объяснить, но вы меня не слушаете. Все вокруг говорят о том, что спаслась Анастасия, а не я. Поэтому гораздо легче представляться Анастасией – ее все знают – а не своим настоящим именем. Тем более, что мне это было очень легко, кто ж знал Швыбзика лучше меня!
- Кого? – Кузин перестал ходить и прислушался к странному имени.
- Швыбзика. Это я ее так называла. За вертлявость и неусидчивость. Знаете, она была очень способная девочка, и как все способные – ужасно ленивая. Даже ленивее меня. Больше всего любила розыгрыши, обожала шутить и представлять в лицах. Крайне похоже и очень смешно, между прочим! Мы, младшие, очень дружили. У старших - Тани с Олей - была своя жизнь, хотя мы все, конечно, были дружны, но две старших сестры были очень близки друг к другу, и соответственно же – мы, две младших. Поэтому мне легко представить себя Настей.
После такой длинной тирады она замолчала. Действительно, надо же, как разговорилась!
Подследственная пожевала губами и вдруг продолжила:
- Я вижу, что вы категорически отказываетесь мне верить. Что ж, не верьте. Я, наверное, на вашем месте тоже бы не поверила. Но почему вместо того, чтобы уличить меня в этой чудовищной лжи, задав несколько очень простых вопросов о жизни царской семьи, что-то вроде мелких бытовых подробностей, которые может знать только член семейства, вы уцепились за какой-то побег? Нет-нет, - заторопилась она, увидев, как дернулся помощник оперуполномоченного. – Я ни в коем случае не хочу указывать вам, о чем меня спрашивать, я просто готова к любому опознанию. Ведь есть же кто-то, кто помнит царских дочерей в лицо. Да, меня трудно узнать, я понимаю, но какие-то особенности внешности остались
- А почему вы только сейчас решили открыться, Надежда Владимировна? – спросил из своего угла Финкельштейн. – Прошло 16 лет с момента вашего, как вы утверждаете, чудесного спасения, а объявиться вы решили только сейчас?
- Гражданин следователь Финкельштейн, вас когда-нибудь били? Вы когда-нибудь сидели в карцере?
- Гражданка подследственная, - строго ответил Финкель. – Вы опять пытаетесь устроить допрос нам, а на допросе-то сейчас находитесь вы. Итак, я задал вам вопрос: почему вы полтора десятка лет молчали, а теперь вдруг опомнились?
