Ничего себе старый товарищ! Вот так вот сидишь с человеком можно сказать, на одной парте, делишься на чужбине последней коркой хлеба, а он потом тебя убьет, не задумываясь, и никаких угрызений совести не испытает. Я всмотрелся в улыбающегося Косырева. Не, не будет у него угрызений, точно.
- Понял!
Надо было возвращаться в Любино, цеплять паровоз к литерному и гнать его по маршруту Тюмень-Екатеринбург. Выхода не было.
Мне потом скажут: ну как же не было? Можно было попытаться прорваться силой. А я вам как профессионал говорю: нельзя было. Я ж объяснял, перекинули бы омичи стрелку - и загнали бы состав в тупик, а там дело техники, взяли бы, да просто расстреляли из трехдюймовок. Или пулеметами изрешетили. Мы бы и пикнуть не успели, умерли бы раньше, чем поняли, что произошло. И через Екатеринбург уж точно не прорвешься. Та же история, только еще хуже.
И что делать? В конце концов, кто они мне, этот царь и его семейка? Не против них ли я боролся всю свою сознательную жизнь? Не за то ли я жертвовал жизнью, чтобы в моей стране не было никаких царей-королей? Но такие речи хороши на митингах. А в реальности тебе нужно посмотреть в глаза стареющему отцу семейства и сказать ему, что теперь он умрет. И любимая жена его умрет. Что их на самом деле ждет судьба Людовика XVI и Марии-Антуанетты. Вот только, что умрут еще и дети, этого я никак предвидеть не мог.
Честно говоря, легче было в одиночку на вооруженную озлобленную толпу выходить, клянусь.
И я струсил.
Я ничего ему не сказал. Просто развернул состав, и мы пошли на запад.
Стемнело, вагон покачивался, вместе с ним качались отражения фонарей в темных стеклах литерного. Я даже в купе не заходил, все стоял в коридоре, глядел на черноту за окном и старался ни о чем не думать.
И тут снова вышел Николай. Встал рядом. Тоже уставился в окно.
- Мы едем обратно? – после некоторого молчания спросил он.
Я кивнул.
- Почему, Василий Васильевич? – голос у него дрогнул. – Вы же нас не на Урал везете? Правда?
Что я мог ему ответить? Молчал, смотрел на свое отражение в стекле.
Царь тоже молчал. И неожиданно спросил:
- Василий Васильевич, а вы в безик играете?
Я помотал головой.
- Умоляю, составьте мне компанию! У Аликс мигрень, Маша спит, а у меня бессонница. Не откажете? Я вас научу, это просто.
Вы понимаете абсурдность ситуации? Я, Костька Мячин из деревни Шарлык, комиссар, уполномоченный ВЦИК, революционер и политэмигрант, играл в карты с бывшим самодержцем всея Руси Государем Императором Николаем II Романовым, пока литерный поезд № 42 вез его на верную смерть. Где взять Толстого, чтобы описать эту фантастическую ситуацию?
